Изгнанная из рая. Даниэла Стил
она испытала в объятиях Джо. В эти короткие, отрывочные записи вместилась вся история их любви, их разговоры и мечты о будущем, их надежды, которым так и не суждено было осуществиться. Когда же Габриэла дошла до последних страниц дневника, из тетради неожиданно выпорхнул плотный конверт. На нем было написано крупно: «Сестре Мирабелле», и Габриэла не сразу догадалась, что это – почерк Джо.
Только потом она поняла, что перед ней – предсмертное письмо Джо, которое ей так и не успел вручить посланник архиепископа отец Димеола. Должно быть, он оставил конверт матушке Григории, а та вложила его в тетрадь, прежде чем вернуть Габриэле. Она ни о чем не предупредила ее. Габриэла развернула лист, чувствуя, как на глаза навернулись слезы. Ей было странно думать о том, что всего несколько дней назад Джо был жив и держал эту бумагу в руках и что это – единственное, что у нее осталось от него. Ни фотографии, ни одного памятного подарка – только этот листок бумаги, заполненный с обеих сторон аккуратными, ровными строчками.
«Габи!» – начиналось письмо, и Габриэла догадалась, что обращение «Сестре Мирабелле» на конверте Джо использовал для того, чтобы письмо попало к ней. При этом, вольно или невольно, он раскрыл перед епископским дознанием все их секреты. Если бы не это, никто, быть может, ни о чем бы не догадался и она осталась бы в монастыре. Но над разлитым молоком не плачут, и Габриэла стала читать дальше.
«…Я не знаю, что тебе сказать и с чего начать, – писал Джо дальше. – Ты – удивительный человек, и ты намного лучше и сильнее меня. Сознание собственной слабости преследовало меня всю жизнь. Все эти годы я помнил, скольких людей я подвел, кого и как разочаровал. И в первую очередь я не сумел спасти Джимми и навсегда испортил жизнь своим отцу и матери, которые молча винили меня в этом».
Тут Габриэла на мгновение опустила письмо на колени. Что ж, она не исключала, что родители действительно винили Джо в гибели брата, но если так, тогда она их ненавидела!
«Я не оправдал надежд людей, которые знали меня, любили меня и имели право рассчитывать на меня в критических обстоятельствах, – писал дальше Джо. – Именно это, в конце концов, понудило меня стать священником. Ах, если бы я только смог оправдать надежды, которые они на меня возлагали!»
Если бы только Джо мог слышать ее сейчас. Если бы он хотя бы намекнул, что он задумал… И если бы она могла быть с ним той ночью!..
О, сколько этих «если бы», этих упущенных возможностей было и в его, и в ее жизни! Как часто и ей, и ему приходилось жалеть о том, что они несделали, не успели, не смогли. Эти бесплодные сожаления отравляли им жизнь и лишали уверенности в себе. Не будь их, судьбы Габриэлы и Джо наверняка сложились бы иначе.
И, подумав так, Габриэла снова поднесла к глазам письмо.
«Моя мать сама загоняла себя в гроб, и я это видел, но ничего не сделал. Я должен был заменить ей отца, но не захотел. Когда она перерéзала себе вены старой отцовской бритвой, это был лишь заключительный акт трагедии, которая разворачивалась