АдрастеЯ. Или Новый поход эпигонов. Иван Плахов
врагов, чтобы перенять от них силу и душу. Может это как-то связано…
– Хм, интересная версия. Ты ее Викторычу расскажи, он заценит. А ты-то сам откуда это знаешь?
– Читал где-то. В журнале «Вокруг света», что ли. Или в книжке про Миклухо-Маклая. А когда еще в университете учился, ходил как-то на семинар об античной мифологии. Профессор вел, старик, слепой уже, Алексей Федорович Лосев его звали. И он похожий случай описывал. Один древний царь Тантал, чтобы испытать всеведение богов, пригласил их к себе на пир, а угостил мясом собственного сына. Сам его убил и зажарил. Лосев нам про этот миф много чего говорил, но вот что я очень хорошо запомнил. Древние считали, что в печени находится животная часть души.
– А что, у души много частей? И мест?
– Ну, вроде того. Частей три, как Лосев рассказывал. Древние так думали. Разумная часть сосредоточена в голове, страстная – в сердце и легких, а животная – в печени. Так вот. И еще, ты знаешь, крайне интересный случай! Только что вспомнил. Я читал у одного шведа, вроде у Буркхарда, как в XII веке в Италии двое детей играли в повешенных. А один другого по-настоящему повесил. Тогда отец погибшего тайно убил виновника трагедии, пригласил к себе на обед его отца и накормил жареной печенью сына. А потом рассказал тому, чья это была печень. Представляешь? Так эти два семейства еще лет триста вендетту вели друг с другом.
– Вот и верь после такого, что у людей есть душа! По-моему, человек – это просто животное. А то, что все называют разумом, – просто инстинкт самосохранения, который очень сильно развился. Нет в человеке никакой души! Только природная жажда выжить – выжить любой ценой.
– Ты что, Дима, это серьезно думаешь? Что нет души?
– Слушай, ты бы меня сейчас еще про Бога спросил. Нашел место и время. Когда я стою и гляжу на эту несчастную бабу, которую выпотрошили, как цыпленка табака. И мне сложно поверить, что Бог есть, раз он такие зверства допускает. Да и этой несчастной, думаю, было бы лучше сразу и навсегда умереть. А то родится заново, как индусы говорят, и снова ей жить и мучиться…
– Ты прямо как Борхес. Он тоже хотел умереть один раз и навсегда.
– Слушай, Игорь. Кто такой твой Борхес, я не знаю. Но тебе не кажется, что это мерзко – вести высокоумные разговоры о душе над трупом несчастной женщины? Давай еще о каком-нибудь экзенциализме потреплемся, а? А она, я уверен, о Жан-Поль Сартре и не слыхивала, а «Тошнота» для нее была просто чувством. И от нашего разговора ее бы точно стошнило. Она же обычная баба. Жила, наверно, природными инстинктами, как все бабы живут, любила, чтобы за нее платили, сама платила натурой, благо станок у нее был что надо, – это мы с тобой сейчас можем объективно сказать. Вот она – лежит в чем мать родила. Замуж, наверно, собиралась выйти, родить ребенка и жить как все, беря от жизни всё, что может дать природа. А остальное – это интеллигентские разговоры и мудрствование от лукавого. Убитого не воскресишь, прожитого не вернешь. Так что пусть