Одна судьба на двоих. Ольга Покровская
беззащитна, и… Да как ваш поганый язык повернулся-то?
– А что же вы думаете? Дело молодое, всякое бывает… Без родительского-то присмотра. А кто потом приплод растить будет? Мы с вами? У вас и так на шее два рта, как я понимаю, – она кивнула в сторону сосредоточенно жевавшего Саньки. – У меня у самой трое. Мне это всё на фиг не нужно!
– Вы что-то, по-моему, больно далеко заглядываете, – не сдавалась тётя Маруся. – Речь сейчас не об этом, а о том, можно ли срывать ребёнка из дома, из родного города и везти непонятно куда, даже не спросив у неё. А эти грязные намеки на моего сына вы бросьте! Я, может, и не самая лучшая в мире мать, но…
Гриша, сидевший рядом со мной, возмущённо вскинулся, но я сжала под столом его руку. Мне не хотелось, чтобы поминки деда превращались в безобразный скандал, и поэтому я просто шепнула ему:
– Давай уйдем!
Гриша бросил яростный взгляд на тётю Ингу и молча поднялся из-за стола.
Мы вышли с ним в длинный гулкий коридор, свернули куда-то влево, затем вправо, пока не добрались до укромного закутка под лестницей. С кухни доносились манящие запахи тушёной капусты и столовских котлет, но нам было всё равно. Мы устроились на полу, прижались друг к другу и сплелись руками.
– Я не уеду! – выдохнула я в ухо Гриши.
– Не уедешь, – кивнул он, обдавая жарким дыханием мою щеку.
– Я ни за что не уеду, я просто не смогу, – горячо убеждала я – то ли его, то ли саму себя. – Нет, нет, я не уеду.
– Не уедешь, – повторял он вслед за мной. – Я тебя не отпущу.
Где-то над нами с грохотом захлопнулась железная дверь, от толчка дрогнули стёкла в окнах, и капли дождя на них расплылись мелкими лужицами. А мы всё так же сидели на полу, словно вросли друг в друга, и повторяли «не уеду», «не уедешь»…
Глава 3
Я покинула родное Приморье в начале июня. День был жаркий и влажный, над лесом набрякла гроза. Небо подплывало чернотой, нависало низко, где-то уже начинало погромыхивать, в воздухе носился запах озона, и даже на губах почти чувствовалась дождевая влага.
Во дворе моего дома – того самого, где я выросла, где каждая половица, каждая стенка, каждый гвоздь были мне знакомы, где я могла пройти с закрытыми глазами и ни разу не споткнуться, где я научилась ходить, потом читать, играть в шахматы, готовить… В общем, во дворе этого самого дома фыркал грузовичок, а тётя Инга по-хозяйски покрикивала на рабочих, пихавших в его нутро старенькую дедовскую мебель.
– Так, это у нас что? – Она обернулась к двум мужичкам, выносившим из дома старомодный диван на тонких деревянных ножках, обитый выцветшей зелёной обивкой. – Нет, эта рухлядь нам ни к чему, она по дороге рассыплется. На задний двор пока поставьте.
Мужички развернулись, один зацепился краем дивана за дверной косяк, выматерился, что-то скомандовал второму – и они потащили диван вокруг дома. Тётя Инга же принялась сгружать в кузов стопки перевязанных бечёвкой книг. Я видела, как исчезли в недрах машины «Три мушкетёра» – книга в красной обложке, которую я читала под партой в тот день, когда