Удачник Леонард. Эхо Прежних. Владимир Корн
и за борт его. Зачерпнем следующую – и снова туда же. – Гаспар демонстрировал наглядно, как мы это будем делать. – Нет, если не пожелаешь с ним расстаться, можешь вместе с золотом выпрыгнуть, Неистовый Сатрап.
Кем только Головешка у Гаспара не успел уже побывать! И Кровавым Деспотом, и Кровавым Головнем, и Грозой Морей Теодором, и Неустрашимым Капером, и Тедом Самодуром, и Лютым Тираном. А теперь он, оказывается, еще и Неистовый Сатрап.
– Постараемся обойтись без этого, – сказал я, завидя, что Головешку сейчас кондрашка хватит. – Все равно оно нам понадобится: сделаем из него балласт для остойчивости. А вообще представь себе, Тед: когда-нибудь, в кругу таких же, как ты, джентльменов удачи, в какой-нибудь портовой таверне, ты, придерживая за талию экзотическую красотку одной рукой, другой будешь вливать в себя ром. А между делом рассказывать, что однажды тебе приходилось плавать на корабле, на борту которого хранилось так много золота, что даже балласт был из него.
Подумав при этом, что у Головешки наша лодка станет как минимум галеоном, а сам он – капитаном: он еще то трепло.
– Балласт тоже в шкуры заворачивать будем? Не просто же так золото по дну рассыпать? – И Блез печально вздохнул.
– Именно, – кивнул я. – Завернем колбасками и уложим вдоль киля.
– Может, лучше в парусину? – В голосе Блеза чувствовалась полнейшая безысходность. – У нас ее много.
– Нет. – Я был непреклонен. – Не так уж у нас ее и много, и пригодится она для других целей: для паруса и еще для пластыря.
– Для пластыря?! – встрепенулась Рейчел. Она у меня лекарь, причем превосходный, и потому реакция ее была мне понятна.
– Ты не ослышалась. Только это будет другой пластырь, не для ран. Вернее, для ран, но только для тех, которые, возможно, получит наш корабль во время плавания. – Слово «корабль» далось мне с неимоверным трудом: нашу лодку даже с огромной натяжкой назвать им было затруднительно. – Так вот, если он даст течь, мы заведем парусину с внешней стороны, и тогда давление воды снаружи прижмет его к борту так, что течь устранится сама.
Когда я сказал про «давление», никто ничего возражать уже не стал. Ведь именно благодаря ему мне и пришла в голову блестящая мысль сделать лодку из шкур, что давало нам шанс спастись. А может, и не давало: кто может знать наперед?
В ночь перед отплытием Рейчел была нежна ко мне по-особенному. Сначала я не мог понять, в чем дело, затем догадался.
– Боишься? – спросил я.
– Очень, – не стала отрицать она. – Слишком уж утлый наш челн. Вдруг мы все погибнем? Или не все, но тебя не станет. Лео, я хорошо тебя знаю: ты же бросишься спасать других, совсем не заботясь о себе. Да и вообще…
Под «вообще» Рейчел подразумевала следующее. Вечером мы совершили вокруг острова пробное плавание. Лодка держалась на воде хорошо, опрокидываться даже не думала, а швы практически не слезоточили. Так, только в одном месте и пришлось подправить. Недаром же мы нитки пропитали тюленьим жиром. О том, что их лучше пропитывать, тот человек мне