Рондо. Александр Липарев
Ольга Владимировна передала ему право вести собрание дальше. Митя со всем классом с изумлением глядел, как только что избранный председатель, непринуждённо усевшись за учительский стол, уверенно постучал по нему торцом толстого красного карандаша, призывая ко вниманию словно делал это каждый день, и с видом непререкаемого авторитета умело повёл выборы за собой. Его, всем знакомая пухлая физиономия, вдруг непонятным образом постарела, на ней появилась гримаса усталого человека, которого отвлекли от многолетней ответственной работы ради решения каких-то копеечных вопросов. Полуприкрытые веки и чуть заметное равномерное кивание головой создавали эффект его явного превосходства над остальными. На глазах у всех Колька нахально натянул на себя где-то украденную маску бывалого функционера, и она пришлась ему впору. Он свободно сыпал фразами: «Какие будут кандидатуры?», «Я думаю, следует подвести черту», «У кого будут самоотводы?» Присмиревший под Колькиным натиском, класс не сопротивлялся и проголосовал так, как требовалось. И опять после собрания появилось ощущение, что всех обвели вокруг пальца.
Среди выбранных звеньевых – одна девочка и два мальчика – оказался Серёжка, про которого Кичкин сказал, что он проявил себя принципиальным человеком. Митя не понял, про что это он.
А время крутило педали всё яростней и яростней. Люди, книги, события, мелодии, мысли мелькали словно в окне мчащейся электрички. В этом вихре Митя не сразу заметил, что у него появились новые родственники: сухонькая, морщинистая, но необычайно подвижная бабушка Вера и её тихий задумчивый муж Пётр Рафаилович – высокий, тощий, с редкими чёрными в проседь волосами. Оба они выглядели очень усталыми, измождёнными как будто после долгой болезни. Но нездоровый цвет кожи и худоба бабы Веры никак не вязались с её стремительностью и весёлыми глазами. Прошло два месяца с того дня, как Митя их увидел впервые, и только тогда ему с предосторожностями объяснили, что бабу Веру и Петра Рафаиловича недавно освободили из заключения, потому что осудили их неправильно, по ошибке, а теперь, наконец-то, ошибку исправили. Случай сам по себе выглядел странным, но и объясняли как-то необычно. Встревоженные глаза мамы и бабушки, то, как они, тщательно подбирая слова, произносили их негромко, с мучительным напряжением и почти в самое ухо словно боялись, что услышат посторонние, и то, что между собой взрослые на эту тему говорили торопливо и приглушённо – всё указывало на какую-то тревожную тайну. Но серьёзно задуматься над загадкой появления этих родственников ему не позволяло время. Оно неслось, подгоняло и торопило. И легкомысленно решив, что когда-нибудь потом всё объяснится само собой, он помчался жить дальше. Ведь столько дел, столько дел: воскресный сбор металлолома, подготовка к контрольной, серия проигрышей в шахматы в нескончаемом поединке с Серёжкой. Вот это последнее в те дни было важней всего.
ЧАСТЬ 3
Позади остались четыре года учёбы. Первый звонок совсем