Анна и французский поцелуй. Стефани Перкинс
моя церковь.
– Ты сюда ходишь? – Я удивлена: Сент-Клэр не похож на глубоковерующего человека.
– Нет.
Парень кивает на каменную табличку.
Я читаю:
– Сент-Этьен-дю-Мон. Ух ты! Святой Этьен.
Сент-Клэр улыбается:
– Я всегда испытывал некоторое чувство собственности по отношению к этому месту. Мама приводила меня сюда, когда я был еще совсем маленьким. Мы брали с собой ланч и ели прямо здесь, на ступенях. Иногда она брала альбом, рисовала голубей и такси.
– Твоя мать – иконописец?
– Нет, художница. Ее работа висит в нью-йоркском Музее современного искусства.
Парень говорит об этом с такой гордостью, что я поневоле вспоминаю слова Мередит о том, что Сент-Клэр восхищается Джошем за его исключительный художественный дар. И что отец Сент-Клэра владеет двумя картинными галереями. А еще Сент-Клэр будет ходить на уроки живописи в этом семестре. Я громко спрашиваю, уж не художник ли он сам.
Этьен пожимает плечами:
– Не совсем. Хотел бы я им быть. От мамы я унаследовал только художественное чутье, но не талант. Джош рисует намного лучше. Да и Рашми, если уж быть честным.
– Вы, наверное, очень близки с ней? С твоей мамой?
– Я ее люблю, – без тени подросткового смущения говорит парень.
Мы стоим перед воротами собора и смотрим наверх – все выше, выше и выше. Я вспоминаю, как мама каждый вечер садится за компьютер и заносит туда данные о каймановых черепахах. Только в Атланте сейчас еще не вечер. Возможно, в данный момент она затаривается в продуктовом магазине. Или едет на реку Чаттахучи. А может, смотрит «Империя наносит ответный удар» вместе с Шоном. Я понятия не имею, чем она занимается, и это меня тревожит.
Наконец Сент-Клэр нарушает тишину:
– Пора идти. Ты еще столько всего не видела.
Чем дальше мы углубляемся в центр города, тем больше вокруг народу. Сент-Клэр рассказывает, что его мама готовит на обед шоколадные блинчики, а на завтрак – кастрюлю пасты с тунцом. Что все комнаты в квартире она выкрасила в разные цвета радуги. Что она коллекционирует письма, где ее имя написано с ошибкой. И ничего не говорит об отце.
Мы проходим мимо очередного огромного строения, напоминающего развалины средневекового замка.
– Боже, здесь история просто повсюду, – восхищаюсь я. – Что это за место? Мы можем войти?
– Это музей, конечно, можем. Но не сегодня. Подозреваю, он закрыт.
– О да, понятно, – стараясь скрыть разочарование, вздыхаю я.
Сент-Клэр удивлен:
– Ты в школе всего одну неделю. У нас впереди еще целая вечность, чтобы посетить этот музей.
У нас. Не знаю почему, но внутри все сжимается. Сент-Клэр и я. Я и Сент-Клэр.
Скоро мы оказываемся в крайне популярном у туристов районе. Людей здесь еще больше, чем в окрестностях школы. Повсюду шумные рестораны, магазины и отели. Уличные продавцы кричат на английском: «Кускус! Хотите кускус?», а дороги настолько узкие, что автомобиль не проедет. Мы идем по улице, протискиваясь сквозь толпу, словно