Заххок. Владимир Медведев
прервал и заплакал. Мы тоже молчали. Наконец мулло Раззак сказал:
– Да, страшна такая смерть. Мало того, что позорная, но для души губительная. Когда человек умирает, душа выходит через ноздри и поднимается к Богу. Но если смерть наступает в петле, естественный выход закрыт, и душа оскверняется, потому что вырывается через задний проход вместе с нечистотами. Она не может попасть в рай, а идёт прямо в ад.
Ёдгор утёр слёзы:
– Чем мы могли несчастному Гиёзу помочь, как утешить? Он плачет, я к нему подхожу, руку на плечо кладу:
«Надежды не теряй, брат. Будет, как Бог решит. Иншалло…»
С шеи Гиёза петлю снимаю, на стол бросаю. Молитвенные коврики в доме у мулло Гирдака оставлены. Расстилаем платки – у кого какой имеется. Молиться начинаем. Дверь открывается, Занбур кричит:
«Эй, талхакские, выходите».
Мы не откликаемся, начатый ракат до конца доводим. Занбур в кабинет заходит.
«Э, перед смертью не намолитесь. Скоро в загробном мире будете, с Богом лично поговорите. Идём быстрее, Зухуршо ждать не любит».
Молитву заканчиваем, к двери идём. Занбур кричит:
«Главное забыли. Без этого, – верёвки со стола поднимает, – до Бога не доберётесь».
Спасибо, петлю на шею покойному Гиёзу не надевает. Наверное, тоже сострадание имеет…
Шокир рассказ Ёдгора прервал, из темноты, от двери, голос подал:
– Сострадание ни при чём. Если Гиёза с верёвкой на шее вести, он с петлёй свыкнется, смирится. А так у него какая-то надежда останется. Самое время – на него петлю надеть…
Неожиданная мудрость Гороха всех удивила. Мы переглянулись, Ёдгор рассказ продолжил:
– Выходим из кабинета, обувь надеваем. Почтенный Додихудо – в ичигах: ноги в калоши суёт. Я кое-как, шнурки не развязывая, ступни в туфли вбиваю. Покойный Гиёз на пол садится, чулки не надевает – до того ли ему! – сапог за голенище тянет, никак натянуть не может…
Занбур говорит грубо:
«Зухуршо ждать не любит. Зачем тебе теперь сапоги?» – Гиёза за шиворот хватает, рывком на ноги поднимает.
Покойный Гиёз во двор босым вылетает. С дэвом из-за сапог драться – честь ронять. За золотые ворота выходим. На улице народ толпился. Женщины и старики. Видят нас, волнуются, вздыхают. Позади народа аскеры стоят, боевики. С автоматами.
«У забора стойте», – Занбур командует, нас в сторону пихает.
Тем временем Зухуршо из золотых ворот выходит. Вах! Я глазам не верю. Зухуршо в камуфляж одет, на плечах у него огромная змея лежит. Как шарф, который афганцы на себя накидывают. Змея голову вытягивает, вперёд смотрит. Хвост шевелится. Змея в серых и чёрных пятнах, и камуфляж у Зухуршо тоже серо-чёрный, пятнистый. И кажется, что змея из плеч растёт. Стоит Зухуршо, перед народом красуется. Ноги широко расставлены, голова высоко поднята. Змей на плечах шевелится. Смотрю, военный мужик со стороны подходит. Впереди всех встаёт, подбоченившись…
На этом наш совхозный раис счёл необходимым вставить пояснение и перебил рассказ Ёдгора:
– Это,