Заххок. Владимир Медведев
Зухуршо издали видим. Выше всех домов в кишлаке стоит. Давно начали строить. Люди думали, для матери Зухуршо. Ещё не знали, что он сам в нём поселится. Очень большой дом, дворец. Вокруг забор. Железные ворота в Калай-Хумбе сварили, золотой краской покрасили. Я вблизи смотрю: дешёвка – латунь… В золотую калитку стучим. Солдат, совсем мальчишка, в камуфляже, с автоматом на плече открывает.
«Чего?»
«Заявление принесли, сынок».
«Сейчас».
Калитку захлопывает.
Ждём. Наконец входит высоченный мужик, широкий, как бульдозер, но какой-то корявый, косолапый. Словно горный дэв, которого в военную форму нарядили, а на пояс кобуру с пистолетом повесили.
«Чего надо?»
«Уважаемый, прошение хотим Зухуршо передать».
«Мне давай».
Почтенный Додихудо заявление подаёт. Дэв бумагу разворачивает, читает, на нас смотрит, ничего не говорит. Молчит.
«Уважаемый, небольшим подарком не побрезгуйте», – Додихудо говорит.
Пачку денег, в румол завёрнутую, протягивает. Дэв платок разматывает, пересчитывает.
«Завтра скажу, когда приходить».
Гиёз просит:
«Уважаемый, за труд не сочтите Зухуршо сказать, что заявление Гиёз из Талхака привёз. Зухуршо меня хорошо знает».
Дэв, не попрощавшись, калитку захлопывает.
Назавтра опять ко дворцу являемся. Мальчишку с автоматом просим Занбура или Гафура вызвать. Не знаем, с кем из них вчера говорили.
«Сейчас».
Выходит дэв, такой же, как вчерашний, но ещё страшнее. Лицо и руки белыми пятнами покрыты. Болезнь у него, знать, такая: песи-махоу. Додихудо к нему обращается:
«Уважаемый, вчера бумагу отдали товарищу вашему. Хотим результат узнать. Насчёт сроков».
Молчит. Почтенный Додихудо из-за пазухи свёрток с деньгами достаёт, пятнистому дэву протягивает. Тот поворачивается, уходит. Калитку открытой оставляет. Заглянули. Эха, братцы! У Зухуршо весь передний двор асфальтом покрыт. Это он в городе, наверное, на такое насмотрелся. Как человек может в таком дворе жить? Смотрим, мальчишка бежит:
«Он сказал, вам на послезавтра назначено».
«А время какое?» – покойный Гиёз спрашивает.
«Про время ничего не сказал».
«Ничего, придём с утра пораньше, подождём, – почтенный Додихудо решает. – А если время уточнять, опять платить придётся».
В дом мулло Гирдака возвращаемся. Женщины куртоб готовят, в мехмонхону приносят. Хороший куртоб. Много масла…
Рассказ Ёдгора начал разливаться как засорившейся арык. Мы ценим искусство нашего друга, но он порой увлекается лишними подробностями, и кому-то из слушателей приходится браться за кетмень, расчищать затор.
– Ёдгор, друг, что дальше было? – спросил мулло Раззак. – Как к Зухуршо попали?
Однако арык словом не перекроешь.
– Вечером мулло Гирдак домой из мастерской возвращается. Чай пьём…
– Друг, о том, как вас угощали, в другой раз расскажешь.
Ёдгор вздохнул.
– Искусство рассказа не цените. А кто к вкусу халвы безразличен,