Заххок. Владимир Медведев
ни с того, ни с сего: – Андрей, надо одеться.
– Во что?
– Не спорь со мной! Сейчас же оденься!! Ты слышал? Сей-час же.
– Мама!!!
Она будто опомнилась:
– Ах, да, конечно…
Входит дядя Вася. Перекрестился. Слежу, как он разматывает складной плотницкий метр, и думаю, почему он измеряет стол, а не отца? Зачем берёт так широко?
– Почему не записываешь? – строго спрашивает главврач.
– Голова-то пока на плечах. К вечеру сделаем, – буркнул дядя Вася и ушёл.
Санитары перенесли отца назад, в «скорую», Али завёл двигатель, мама села рядом с ним, а я – в фургон возле отца, и мы повезли его к нам домой.
Дома мама велела мне разложить в большой комнате стол, за которым мы обычно обедаем, когда приходил отец. Али помог внести отца в дом и уложить на стол. Мама приказала нагреть воду в вёдрах. Прилетела из школы Заринка, они с мамой обнялись и зарыдали.
Мама выгнала из комнаты нас с Зариной и сама обмыла тело. Хотел помочь, но она резко меня оборвала. Я только подтаскивал к закрытой двери вёдра с горячей водой и выплёскивал на улицу таз, который она выставляла.
Примчался Равиль.
– Пошли выйдем.
Мы вышли на крыльцо. Он зашептал:
– Куда ты полез? Камикадзе. Лётчик, блядь, герой Гастелло. Надо было тихо-тихо промолчать. Затаиться, как Ленин в мавзолее. Тихо-тихо всё разузнать. Матушку с сестрой вывезти. Кого надо, тихо-тихо замочить. И тихо смыться. Войнушка всё прикроет. Так и батю твоего кончили.
– Кто?! Ты знаешь!
– Ни хрена я не знаю.
– Знаешь!
– За кого ты меня держишь? Кто я, по-твоему?! Шорох идёт. И ничего конкретного. Первый день, что ли, в Ватане живёшь? Бздит народ. Никто вслух не скажет. Шуршат разное…
– Кто? Хакбердыев, торгаш, да?
– Слушай, на твоего пахана многие зуб точили…
– Но почему?! Что он им сделал?!
– Андрюха, уезжать надо. Вам теперь в Ватане не жить.
– С места не двинусь, пока не разберусь.
– Псих, замочат же. Думаешь, одного тебя? Всех троих порешат, и ни одна собака не пикнет.
– Некуда, Равиль. Некуда. И денег ни копья.
Он кулаком о перила:
– Вот засада! – Потёр лицо ладонями. – Андрюха, я у Хакбердыева аванс попрошу. Ты не приходи. Вообще, сиди дома как мышка. Похороните и втихаря слиняете.
– Я матушке ещё ничего не говорил. Она не знает.
– Тебя, дурака, не жалко. Матушку твою и сеструху жаль. Распустил, блядь, язык… Напугал старушку толстым хером. Да им по барабану – что в Душанбе жалуйся, что в Москву, что в Париж. Но они не прощают. У нас и за меньшее убивали.
Опять – они. Знает он, татарин ушлый, знает!
– Равиль, как брата прошу, кто?
– Хорош геройствовать. О матери, о матери думай… Ну, ладно, Андрюха, держись. Если что, кликни – я сразу… Сейчас бежать надо, извини. Завтра с утра я у тебя. Как штык. Отпросимся с Карлом у кровососа. Не отпустит – долбись он конём, сами уйдём.
Обнял меня, лбом ко лбу прислонился и убыл. Я не в обиде. Знаю, остался бы, если б мог.
Наконец мама выложила в