Война роз. Воронья шпора. Конн Иггульден
девочки, – произнесла Элизабет, по возможности, строгим тоном. – Я сейчас уйду ненадолго, чтобы ваш брат получил Господнее благословение в купели аббатства. Я скоро вернусь, обещаю вам.
Последней из комнаты появилась няня девочек, на лице которой, как и всегда, застыло выражение слепого коровьего обожания. Не поднимая глаз, она собрала своих подопечных и увела их назад, в боковые комнаты.
Элизабет подумала, что ей станет дурно, пока Дженни кутала ее в тяжелый плащ, чтобы защитить ребенка от любого холодного дуновения.
– Его необходимо крестить, – шепнула королева самой себе, словно повторяя молитву. – Я не лишу своего мальчика небес, если он все-таки не выживет… После родов и так уже прошло несколько дней. Земли аббатства пользуются правом убежища. Я не стану прятать своего сына, не покрою его позором, никогда.
В глазах ее матери искрились слезы гордости. Жакетта и в самом деле подхватила оставленную кем-то у двери дубинку. Дженни, сделав шаг вперед, открыла дверь перед своей госпожой, и от реки донесся шум бегущей воды.
Ночь встретила их ярким светом, и Элизабет на мгновение попятилась при виде ожидавших ее мужчин с факелами в руках. Она услышала, как охнула мать, но тут же все поняла. Аббат решил помочь ей, вместо того чтобы и дальше отговаривать ее и сопротивляться ее словам. Она не знала, что было этому причиной… быть может, трепещущий от страха монашек изложил ее дело лучше, чем она могла надеяться, или же пожилой аббат сдался и покорился ее упрямству. Королева двинулась между двумя рядами облаченных в черные мантии монахов, откинувших на плечи свои капюшоны и державших в руках факелы. Пламя освещало их лица, и Элизабет еще более успокоилась, заметив, что многие из них улыбаются. Ее ждала не толпа, пришедшая, чтобы вытащить ее с детьми из убежища, и не суд, собравшийся, дабы вынести приговор ее поступкам. Эти люди кланялись королеве и улыбались младенцу, посапывавшему в складках ее теплого плаща.
Гордо подняв голову, Элизабет шла между двух рядов. Свет факелов не позволял ей видеть, что творится во внешней тьме. Все вокруг было сокрыто мраком, но перед ней пролегал светлый путь к огромной, открытой двери аббатства. Она увидела, что там ее ожидают другие люди, и уверенность ее поколебалась. Мать прикоснулась к ее руке:
– Не показывай им своего страха, моя голубка. Верь Богу… и аббату. Они не позволят, чтобы тебе причинили вред.
Элизабет заставила себя улыбнуться и, ощущая, как колотится и спешит ее сердце, дошла до двери аббатства, где из холода ночного попала в равный ему холод внутри здания.
Эдуард в волнении ожидал того мгновения, когда герцог Карл Бургундский войдет в комнату. Их не заставили ждать, и, поднимаясь вместе с братом Ричардом для поклона, опальный король увидел, как герцог отвязал с шеи салфетку и отбросил ее в сторону.
– Эдуард, друг мой! – воскликнул он. – Какое вероломство! Какая несправедливость! Я узнал обо всем этом только сегодня утром.
Эдуард протянул руку для рукопожатия, однако старший монарх обнял его. Когда хозяин