Коварные алмазы Екатерины Великой. Елена Арсеньева
ювелирам или антикварам не осмеливался. Невозможность потратить деньги, которые просто-таки жгли ему карман, запрет осуществить желания – а желаний у полунищего эмэнэса, затурканного советским бытом, а потом соблазнами рынка, накопилось с вагон – стали навязчивой идеей Константинова и медленно, но верно свели его с ума.
Санкт-Петербург, 1780-е годы
Что и говорить, путь к персоне императрицы тернист. Конечно, порою нечаянная удача перепадает, как в распространенном анекдоте, какому-нибудь часовому, который приступает к делу рядовым, а уходит из опочивальни капралом. Но, как правило, дело обстояло иначе и далеко не так просто.
Светлейший князь Григорий Потемкин после двух лет, проведенных рядом с этой незаурядной женщиной и великой любовницей, понял, что может быть ей только другом, советчиком и помощником во всех ее начинаниях, а если останется любовником, то скоро умрет. Чтобы быть той, кем она была, Великой Екатериной, императрица нуждалась не только в умных мыслях, но и в постоянной подпитке нежностью, пылкостью, страстью – должна была ощущать себя любимой и желанной. Чтобы быть великой женщиной, ей требовалось оставаться именно женщиной. Эта сущность ее натуры была понятна Потемкину и прежде всего ради этого – и еще, конечно, чтобы постоянно держать руку на пульсе – он и начал представлять ей молодых людей, преданных ему безусловно.
Однако Александра Ланского первым приметил отнюдь не Потемкин, а обер-полицмейстер Петербурга граф Петр Иванович Толстой.
Париж, наши дни
Бродячий музыкант с гитарой, губной гармоникой или бандонеоном – самое обычное дело в парижском метро. Порой в вагоны вваливаются трубадуры с целым электронным оркестром, упрятанным в сумку на колесиках. Потом одни обходят вагон с протянутой кепкой, другие смиренно топчутся у двери… Однако у Фанни создалось впечатление, что эта тоненькая кареглазая девица лет двадцати с мелко вьющимися каштановыми кудрями вовсе не принадлежала к племени бродячих музыкантов. Она была, скорее, похожа на девочку из хорошей семьи, на студентку, которая возвращается после занятий в консерватории.
Девочка села, пристроила на коленях футляр, рассеянно взглянула на уплывающую платформу с желтыми пластмассовыми скамьями, перевела взгляд на сидящих напротив Фанни и Романа, и глаза ее мгновенно перестали быть рассеянными, а сделались сначала изумленными, а потом настороженно-восторженными.
О нет, вовсе не Фанни вызвала ее восторг, на нее девочка вряд ли даже взглянула. Это Роман заставил ее щеки порозоветь, губы приоткрыться, а глаза заблестеть. Это Роман заставил ее нервно сплести тонкие пальчики. Да, не одна Фанни оценила с первого взгляда его редкостную красоту. А разве могло быть иначе? И у этой кудряшки с тонким личиком куда больше шансов, чем у Фанни.
Шансов на что? Ой, да брось ты все это, сойди на ближайшей станции – это ведь будет уже Пон-Неф, оттуда можно и пешком дойти, и разве не символично будет, что они с Романом