Эта тварь неизвестной природы. Сергей Жарковский
сказал. Ну, здорово, Лёша-кандидат… Главное, говорит мне: понимаете, товарищ Петрович, всё дело в марле! Мы же, говорит мне, не в вакууме, гайка изначально тяжелей, поэтому, говорит, горизонтальный, что ли, вектор аномальной гравитации успевает… ну, схватить марлю и потянуть, как я его понял. И плотность воздуха. И это возможно увидеть невооружённым глазом. Это, говорит, мы и должны зафиксировать. Вы сейчас будете бросать, а я всё сфотографирую… Лёша называл эту штуку «прокруста». Был такой древний грек-садист. Мы здесь с ним, то есть с Лёшей, были четыре раза. Обжились даже… Вон наше кострище… Приборы таскали, да впустую. Всех измерений у Лёши и вышло – пружинные весы работали, дымовухи, пёрышки гусиные да марля на «рисках». А какие-то ящики с электричеством – ни черта. Да вот ещё фотоаппарат. Тогда можно было оптику, не сжигало глаза. Но фотоаппарат-то Лёху и погубил… Ладно. Группа, свободно. Обозначаю пределы безопасности. Вот отсюда – вот досюда. Кострище. Безопасно. Левее пятнадцать метров – неизвестно. Поняли?
– Так точно, – хором вразнобой сказали Вадим и Башкало, и старший прапорщик вытащил свои королевские «родопи» и угостил Башкалу. Покуривая, Петрович продолжил:
– Но всё равно Лёха тетрадок десять по девяносто шесть копеек тут исписал. А их, видишь, теперь и достать нельзя… – Петрович закашлялся. – Они в рюкзаке у него… По два, по три дня тут жили. Стульчик Лёха с собой таскал.
Вадим заметил стульчик: складное сооружение из стальной проволоки с мокрым брезентовым сиденьем.
– Он погиб, меня под следствие. Пришлось сюда особиста сводить, чтобы не сесть за убийство ведущего научного сотрудника. Ещё полгода назад за потерю бойца в Зоне посадить могли, знаешь такое, новый? Пьёт сейчас тот особист… Начерно, до смерти. Говорят, вплоть до увольнения судом офицерской чести. И докладные пишет на обивке палаты. Пальцем.
– Ну понятно, Николаич, – сказал соскучившийся Башкало. (Интересно, у него от усов рвотой не воняет? – подумал то ли Вадим, то ли Бубнилда. Свербело в носу от присутствия Башкалы.) – Мы полюбовались, – продолжал Башкало, счищая пепелок с сигареты мизинцем. – Земля пухом, кости всмятку. А нас зачем сюда притащил? Гуся нашего попугать? Я же всё слышал, как ты ему пять тысяч сулил. И акт по дурке. Макаренко.
– Слышал, говоришь? – переспросил Петрович. – Ну, слышал и слышал. Бывает в Зоне. Шёпот, как в церкви. Поэтому тут так важна деликатность. Знаешь, Вася, как в тюремной камере?
Он вдруг хлопнул Башкалу по плечу, сжал плечо своей граблей и рывком развернул куска к себе, едва своей сигаретой не угодив ему в глаз.
– Нет, Вася, мы сюда не за тем пришли, не за страхом. Будем мы сейчас науку делать, понял? Что Лёха не сумел, а мы сумеем. Тут не в тяжести дело, тут другое. Ценное. Ты поймёшь.
Прапорщик Башкало вырваться не пытался. Он даже и не испугался видимо. Он курил, поднося к усам сигарету сбоку и выдувая дым в сторону, и глаз не отвёл.
– Лёша-кандидат одну штуку высчитал и мне объяснил, хочу я её проверить, наконец, –