Голоса чертовски тонки. Новые истории из фантастического мира Шекспира (сборник). Джонатан Барнс
трон со старшим.
– А-га, а Фердинанд женат на племяннице Арагона, и значит, Педро опять начнет бряцать саблей и швыряться громкими словесами, хотя на деле ему нет ни малейшей заботы, кому принадлежит этот трон.
– А герцог Франческо женат на племяннице Орсино, – добавил Паслен, блеснув ничего не выражающими черными глазами в багровом свете луны, – и потому Иллирия также вступит в этот спор, – он плотоядно усмехнулся. – Говорят, оба братца назойливо докучают Миланскому Волшебнику, но ни один пока не добился своего.
– А что Франция?
– О, Генрих не станет ввязываться. Он, как всегда, позволит своим лордам драться на любой из сторон, кому какая по нраву, взыскуя чести и славы.
Царь фей воздел руки, расплескивая из кубка вино.
– Так что же, в драку вступит весь мир? – спросил он.
Гоблин с ухмылкой качнулся на пятках.
– Разве война не есть основа естества смертных?
– Это верно, – мрачно согласился Оберон, протягивая пустой кубок одному из слуг-виночерпиев. – Что ж, благодарю тебя за твой доклад, мой добрый Паслен. Ты можешь возвращаться к своим обязанностям.
– Но, мой повелитель… – осмелился возразить Паслен.
– Да, гоблин? – поднял бровь царь фей и эльфов, изумленный дерзостью своего слуги.
– Сдается мне… Серениссима[14] примет сторону Арагона. А ваша царица все еще пребывает в Иллирии, где обхаживает Орсино…
– Вот как? И что же?
– Мой повелитель, царству фей и эльфов лучше всего не ввязываться в войну смертных.
– Х-ммм… – задумчиво протянул Оберон. – Ты прав. Выбери дюжину эльфов и фей из самых добропорядочных и отправь их с посольствами ко дворам смертных. Пусть эти посольства послужат призывом к миру.
Швырнув только что наполненный кубок на мягкий мох, Оберон поднялся на ноги и тяжко вздохнул.
– А я пойду, поговорю с супругой…
Фоз Медоуз
Коралловые кости
Отец твой спит на дне морском. Кораллом стали кости в нем. Два перла там, где взор сиял. Он не исчез и не пропал, Но пышно, чудно превращен В сокровища морские он[15].
Неаполь, 1580 г.
– А ты знаешь, что он усыпляет тебя? – сказала тогда Ариэль, отпихнувшись воздушными пятками от близлежащего валуна. В тот день она приняла женский облик. – Когда ты надоедаешь ему. Он погружает тебя в сон.
– Знаю, – ответила я, и безмятежность на ее лице сменилась печалью. – Но разве не спят все приличные дети? Разве не спят все живые существа?
– Спят, – согласилась Ариэль. – Но по-другому.
Горячка колотит, трясет, словно буря – корабль. Мне ее не одолеть. Бред кружит меня, точно водоворот, сужая и сужая круги, еще, и еще, и еще, но никак не может снять мое тело с якоря, оторвать его от этой проклятой пульсирующей боли. Лекарь говорит: выкидыш ветренен и ненадежен, чуть что – предаст, точно жена, точно женщина, однако я чувствую
Серениссима (итал.
У. Шекспир. «Буря», акт I, сцена 2. Пер. Т. Л. Щепкиной-Куперник.