Осколки зеркала моей взрослой жизни. Леонид Оливсон
и живи
Ты с Таней – с вечера и до зари.
И каждый новый день проси у Бога,
Чтоб продолжалась эта льгота долго.
Ты не спеши в тот невозвратный мир:
Ведь ты для нас давно большой кумир.
Имеешь время ты для многих дум,
Не будь ворчлив, сердит, порой угрюм:
Тогда еще ты долго в мире проживешь,
И нас, родню – на свадьбу к внукам позовешь.
И нас ты тоже одухотворяй,
И от ошибок в жизни вразумляй.
Невидимые миру слезы
Отчего горячие слезинки,
Словно волны по твоим щекам,
Катятся на добрые морщинки –
Недоступные му жским тычкам?
Кто тебя, родимая, обидел?
Расскажи, не бойся – разберусь.
Неужели есть такая гнида!
Кто, какой скажи мне словоблуд?
Я тебе рождением обязан,
Вечно буду у тебя долгу.
Кто язык дурной свой распоясал –
За твои я слезы все взыщу.
Мамочка, кто этот злопыхатель?
Никому не сделала ты зла.
Кто твои седины испохабил –
Покарай его навек, земля!
Ну, не надо больше – вытри слезы.
Получила ты дурной звонок.
Будут, мама, где-то счастья росы.
Чтоб дурной язык его отсох.
Он создавал словарь живого слова…
Среди известных нам бренных Пушкинских теней:
Его родных, знакомых, приятелей, друзей,
Тесно покоящихся у стен монастырей, –
С годами вырос прекрасных личностей музей.
Их интересы были порою столь близки,
И каждый делал еще что-то в своей нише…
Хоть им мешали самодержавия тиски:
Но голос их и их деянья – были слышны.
До года ссылки Пушкина их судьбы схожи:
Владимир в Петербурге, в корпусе кадетском,
А Пушкин со стихами бродит в Царскосельском;
(Отец внушал Володе быть военным с детства),
Ну, а Володя весь стихами бредит тоже.
Володя опыт уж имел литературный:
Писал он на Главкома, не пожалев чернил,
Всю жизнь свою в делах – не позволял халтуры.
Он, как и Александр, мимо зла не проходил.
Они заочно друг о друге точно знали,
Ведь круг друзей у них был общий и широкий.
Знал Даль о Пушкинских дуэлях с подлецами,
И о цыганской жизни у них были строки.
Любил великий Пушкин не только сам творить,
Друзей всегда своих подталкивал к тому же.
Любезно слушать мог их, и с ними говорить:
Они его смешили до упаду тоже.
А к Далю же имел он интерес особый.
Он труженика-собирателя видел в нем.
Он в каждом слове видел языка основы:
В несметном русском том, – говоре его живом.
Знакомство их могло бы состояться раньше,
Лишь через восемь месяцев сие случилось.
А имя Пушкина у Даля в флердоранже,
И мысль о первой встрече с ним ему так льстила.
Принес