Осколки зеркала моей взрослой жизни. Леонид Оливсон
бояр.
Мы правду узнавали из «газеток»,
Нам сверху говорили, где изъян.
Нельзя отнять больших заслуг народа –
Кто мир спас от коричневой чумы,
Кто войн всех вынес смело все тяготы…
И была снова тряска за чубы.
И так и жили б до скончанья века…
Но дуновенье с Запада пришло:
И всплыли права тут человека,
Бодались… Начался тут диалог.
А дальше, начались для нас гоненья:
Мы стали все предатели с тех пор,
Кого-то подвергали увольненьям…
Нас власти брали жестко, на измор.
Не все прошли ту школу испытанья,
Семейства скрепы рушились в тот час.
И в неких семьях начались метанья,
Когда в который раз пришел отказ…
Жизнь в отказе
С тех пор как Голда Меер объявила,
Что скоро ждет большую алию –
Мы потеряли девять лет, транжиры.
Могли вступить уж в эту колею.
Нас не устраивал здесь весь наш быт:
Просили власти в этом удружить.
И появились новые тяготы,
Ведь мы лишились наших мест работы.
Но с мыслью – выжить, быть во всем людьми,
преодолеть препоны и запреты,
и унижения, ненависть толпы –
Надеждам славным подчинялись мы.
И издевательств тайные звонки:
Друзей в кавычках и антисемитов.
И к телефону наперегонки
Бежали мы с палитрою ответов.
Мы проникали трудно, нелегально,
В работы «нечистого» пошиба.
Хоть это было точно не похвально…
Но где ж была тут альтернатива?
Не забывали своего призвания
В кругу ученых, средь своих жилищ:
Не чувствовался духа паралич,
Оценивались сроки ожидания…
Но власти же, конечно, тут не спали:
Своих предателей нам подсылали.
Однажды вдруг на сбор наш впопыхах –
Явились люди: статные, в плащах.
И взяты мы для «вразумления»,
Чтоб сделали мы «искупление»
Всех действий, неугодных там, где живем;
И что бы плохо не думали о нем.
С усмешкой ободряя подлеца,
Что предал нас тогда без ложной чести –
Один читал фамилии с листа,
Затем сказал: «Вас ждут плохие вести.
Надеюсь, не увижу вас ни разу!
Еще раз соберетесь – скажу сразу:
Мы вас пошлем надолго в те места,
Где не найдете вы вообще лица».
Нас развезли в ментовские места,
Где ночь мы провели совсем без сна.
Домой явились, однако, до зари…
Как хорошо, что все это позади.
Я поменял уж несколько работ,
Ждал выпускного уж разрешения.
В котельне «высокого» давления
Я год дежурил сутками, как крот.
Вот получили мы разрешение,
Вскочил бегом я за увольнением.
Где был я – власти, наверно, знали:
В стране в котельных держали