У нас всегда будет Париж (сборник). Рэй Брэдбери
еще не родился.
– Разве бывают такие призраки? И в голос кричат? Фу ты, надо же такое придумать. Бред какой-то.
– Призрак нерожденного малыша.
– Да откуда у него голос возьмется? – спросил он.
– Возможно, дитя не умерло, а просто очень хочет жить, – сказала она. – Вот и плачет где-то далеко, да еще так жалобно.
Прислушались: далекий плач не прекращался, а прямо под окном ему вторил ветер.
От этих звуков у нее навернулись слезы; от этих звуков и с ним произошло то же самое.
– Сил моих больше нет, – сказал он. – Пойду-ка я перекушу.
– Нет-нет, – запротестовала она, удерживая его в постели. – Не шуми, прислушайся. Надо разобраться, в чем тут дело.
Он снова лег, взял ее за руку и попытался смежить веки, но из этого ничего не вышло.
Так они и лежали рядом, а ветер все роптал, будоража листву.
Где-то в стороне, очень далеко, слышался протяжный плач.
– Кто же это? – не выдержала она. – Или «что»? Не умолкает. От этого на душе так печально. Может, он просит, чтобы его впустили?
– Куда?
– В жизнь. Он не умер и еще не жил, но отчаянно хочет жить. Как ты думаешь… – Она запнулась.
– Ну, говори.
– Боже мой, – вырвалось у нее. – Помнишь, у нас с тобой в прошлом месяце был разговор?..
– На какую тему? – не понял он.
– На тему нашего будущего. На тему свободы от обязательств. Что семья нам не нужна. И дети тоже.
– Нет, не помню, – сказал он.
– А ты напряги память, – сказала она. – Мы тогда пообещали друг другу не создавать семью и не заводить детей. – Помедлив, она добавила: – Чтобы никаких младенцев.
– Не заводить детей. Чтобы никаких младенцев?
– Как по-твоему… – Оторвав голову от подушки, она прислушалась к далекому жалобному крику, приглушенному деревьями и окрестностями. – Может быть…
– Что?
– Вроде бы я знаю, как это остановить.
Он выжидал.
– Мне кажется, надо…
– Ну, ну? – поторопил он.
– Надо тебе подвинуться на мою половину.
– Приглашаешь к себе?
– Да, приглашаю, иди сюда.
Повернув голову, он несколько мгновений смотрел в ее сторону и наконец перекатился на ее край постели. Городские часы пробили четверть, половину четвертого, потом три сорок пять и четыре часа утра.
Только тогда они опять стали прислушиваться.
– Ты что-нибудь слышишь? – спросила она.
– Пытаюсь.
– А плач?
– Умолк, – сказал он.
– И в самом деле. Этот призрак, ребенок, малыш – слава богу, больше не плачет.
Он сжал ее руку, повернул голову в ее сторону и сказал:
– Это мы с тобой сделали.
– Да, это мы, – сказала она. – Да, слава богу, мы его утихомирили.
Ночь выдалась на редкость тихой. Даже ветер мало-помалу замер. Листву на деревьях больше не бросало в дрожь.
А они лежали в темноте, держась за руки, слушали тишину – эту дивную тишину – и ждали рассвета.
У нас всегда будет Париж
Как-то