Фермуар последней фрейлины. Наталья Александрова
и нестоящий, тряпка, пустое место, он что-то жалко лепетал и умолял пощадить его.
Тут же была его баба – жена, что ли. С виду ничего особенного, но что-то в ней было – глаза, что ли, взгляд такой…
Толик тогда еще подумал, что дрянному мужичонке досталась хорошая баба – не стоит он ее. А Вася Беленький, как это с ним часто бывало, озверел, глаза его побелели, он выхватил свой нож и полоснул женщину по шее. Толик тогда с трудом смог его утихомирить – им совершенно ни к чему был труп, с ним пришлось бы возиться, и Николай Николаевич был бы страшно недоволен…
– Вижу – вспомнил! – прохрипел левый орангутанг.
– Ну, допустим, вспомнил…
Он и правда отчетливо вспомнил тот день, вспомнил, как тот мужик трясся от страха, как он пихал им в руки какую-то ничего не стоящую дрянь, пытаясь откупиться. Толик брезгливо перебрал это барахло и сунул в карман сережки – не бог весть что, но все-таки камушки яркие, зелененькие, сразу видно, что не стекляшки. А он как раз накануне поссорился со своей подружкой, Кристинкой, и она выставила его за дверь, так что подарок не помешал бы…
– Вижу – вспомнил! – повторил орангутанг. – Вот насчет этих самых сережек расскажи подробнее!
«Что он, мысли мои читает, что ли? – испугался Толик. – Я сам-то уже все забыл, вот только сейчас начал вспоминать… Как он мог об этом узнать?»
Вечером того же дня он завалился к Кристинке и протянул ей злополучные сережки.
Но Кристинка была явно разочарована, или просто еще не хотела мириться. Она посмотрела на сережки с презрением и бросила их на пол: «Что ты за дрянь мне притащил? Да я такое барахло в жизни не надену! Да меня подруги на смех поднимут! Старье какое-то, и не золото даже, а не понять что! Вот Каринке Вован подарил серьги – так это действительно серьги, столько золота, что уши до плеч оттянуло! Забирай свою дрянь и проваливай!»
И Толик ушел, напоследок подобрав сережки – не пропадать же добру… Жалко ему стало красивую вещь.
С Кристинкой у него с тех пор так и разладилось, но Толик не больно жалел – мерзкая баба, жадная до невозможности, голос опять же, как дверь несмазанная скрипит.
– И куда ты их девал? – прохрипел орангутанг.
Оказывается, Толик вслух проговаривал свои воспоминания… ох, не доведет его эта привычка до добра! Рот нужно держать на замке! Сколько раз ему об этом говорили…
– Куда ты девал те сережки? – повторил орангутанг, и в его голосе прозвучала нешуточная угроза.
– Да куда дел? – пробормотал Толик. – Известно куда, Вазелину отнес, перекупщику. Да он мне и заплатил-то за них всего ничего. Я уже не помню, но точно гроши…
Орангутанг еще раз встряхнул Толика – видимо, для профилактики, так что зубы у того громко клацнули – и, переглянувшись с напарником, слез с табурета.
– Живи пока!
– Эй, мужики, а вы мне выпить обещали! – расхрабрился Толик, почувствовав, что опасность миновала и эти двое ему больше ничего не сделают.
– Пить вредно! – процедил