Манифест непосредственности. Сергей Пациашвили
юриспруденцией, она становится правом. Но в Римской республике начинает формироваться и бюрократия. Сначала на окраинах, как локальные карго-культы учреждений, а затем уже и в центре. Выходит, что Философия была движением консерватизма, но в то же время и движением революции. Но только, если брать бюрократический консерватизм, то он по сути хочет возродить в городе что-то, что существовало до этого в деревне или в полисе (а полис это не деревне и не город, но всё вместе одновременно) Это неизбежно превращается в культ карго, из которого формируется какая-то идеология. Без идеологии бюрократия существовать не может, идеология – это догматический устав любой бюрократии. Совсем другое дело – философский консерватизм. Он хочет возродить непосредственность, то есть творческий произвол, для него творчество – это всё, и потому философия всегда выходит за рамки консерватизма, создавая нечто принципиально новое. Философский консерватизм стремится вернуть нас к политической, бытийной, правовой и какой бы то ни было ещё непосредственности. И поскольку греческий полис разложился, создав сложную систему посредников и вспомогательных учреждений, то нет никакого смысла возрождать систему греческого полиса, она всё равно окажется неэффективной. Но сама непосредственность, имеющая место в подлинной древнегреческой и древнеримской политике, может быть возрождена в новой, доселе невиданной форме. На этой вере основывается любая философия, в том числе, кстати, и философия Маркса.
Маркс ошибочно искал непосредственности в социализме. Но как философ он выступал против любой идеологии,справедливо считая её ложным сознанием. Маркс с одной стороны хочет полностью уничтожить посредственность через освобождение каждого человека, и тем самым вернуть его в дикое состояние, именуемое первобытным коммунизмом. С другой стороны, чтобы избежать полного провала в варварство, путь, по которому человек должен прийти к этой абсолютной непосредственности пролегает через радикальное опосредствование всех и каждого, полную утрату индивидуальной идентичности в первой фазе коммунизма. Радикальная посредственность в первой фазе коммунизма и такая же радикальная непосредственность в его второй фазе лучше всего демонстрируют нам разницу между Марксом идеологом и Марксом философом.
Отвлечёмся на время от Маркса-идеолога и обратимся к Марксу-философу. Ведь как апологет непосредственности, погруженный с головой в мир посредственности, он дал, пожалуй, чрезвычайно продуманную и меткую критику систем опосредствования культуры эпохи Просвещения. Итак, согласно Марксу, идеология – это ложное сознание, умышленно одурманивающее массы, лишая их бытие непосредственности. Значит ли это, что Маркс радикальный противник любой идеологии? Вовсе нет. Ведь идеология для него – это путь, по которому должно пройти общество, чтобы освободиться от ложного сознания. Поэтому, согласно вполне верному предположению Маркса, только самая лживая и лицемерная