Святыня. Деннис Лихэйн
пояснил, что, находясь в «состоянии кризиса», пациент может либо прийти к эмоциональному взрыву, либо утихомириться и примириться. Для того чтобы избегнуть опасности перехода пятой степени в степень шестую, «Утешение в скорби» рекомендует клиентам с пятой степенью отклонений записаться на выездную сессию в «Убежище утешения». По счастью, как сообщил Джей, мобильный штат «Утешения» на следующий день, 28 февраля, отправляется из Бостона в Нантакет, где и проведет очередную сессию.
После телефонного звонка Тревору Стоуну Хемлин и Коль санкционировали уплату соответствующих двух тысяч долларов, и Джей отправился на выездную сессию.
– Она посещала их, – сказал Джей Эверетту Хемлину по телефону, – посещала их центр на Коммонуэлс-авеню.
– Почему ты так думаешь?
– У них тут в административном корпусе доска объявлений, и на ней вывешены разные полароидные снимки. Ну, там вечеринка в честь Дня благодарения – «посмотрите, как мы веселимся напропалую, мы совсем-совсем здоровы и бодры» – всякая такая дребедень. И на снимке есть и она, на заднем плане, в группе веселящихся. Я нашел ее, Эверетт! Чувствую, что нашел!
– Будь осторожен, Джей, – предупредил Эверетт Хемлин.
И Джей был осторожен. Первого марта он цел и невредим вернулся из Нантакета. Он тут же позвонил Тревору Стоуну и сообщил ему, что вернулся в Бостон и через час заглянет к нему в Марблхед со свежей информацией.
– Вы нашли ее? – спросил Тревор.
– Она жива.
– И вы в этом уверены?
– Я говорил вам, мистер Стоун, – сказал Джей с оттенком прежней заносчивости, – что от Джея Бекера не скроется никто. Никто.
– Где вы находитесь? Я вышлю за вами машину.
Джей засмеялся:
– Не стоит беспокоиться. Я в двадцати милях от вас. Прибуду незамедлительно.
И где-то на этих двадцати милях Джей также исчез.
5
– «Fin de siècle»[2], – сказала Джинни Реган.
– «Fin de siècle», – подтвердил я. – Определенно.
– И это тревожит вас? – осведомилась она.
– Конечно, – сказал я. – А разве вас это не тревожит?
Джинни Реган была регистраторшей в административном корпусе «Утешения в скорби инкорпорейтед» и сейчас казалась несколько смущенной, за что я не мог ее винить. Не думаю, чтоб она улавливала разницу между «fin de siècle»-ом и фондоскопом, да и я, признаться, не очень-то их различал бы, не загляни я перед самым приходом сюда в энциклопедический словарь. Но я заглянул и теперь выдавал экспромт за экспромтом: болтал без умолку невесть что, отчего сам был в смущении. Чико Маркс, думал я. Чико Маркс. Как бы он вел себя в подобной ситуации?
– Не знаю, – сказала Джинни. – Не уверена.
– Не уверены? – Я даже хлопнул ладонью по ее столу. – Как это «не уверена»? Рассуждаете о «fin de siècle», о серьезнейших вещах… Конец тысячелетия… полнейший хаос и разброд, ядерный Армагеддон… тараканы размером с «рейндж-ровер»!
Джинни бросила на
Конец века (