Китай-город. Петр Боборыкин
и, стало быть, и Анне Серафимовне. Тетка припомнила племяннице, что они «с Сеней» игрывали и даже «дирались», за что Сеню раз больно «выдрали». Анна Серафимовна незаметно, но внимательно оглядела его.
– Как вас звать? – тихо спросила она под шум голосов и стук ножей.
– Купеческий брат Любим Торцов, – пошутил он. Говор его не то что отзывался иностранным акцентом, а звучал как-то особенно, пожестче московского.
– Нет, по отчеству?
– Тихоныч! – уже совсем по-купечески произнес он и даже на «о» сильнее, чем она произносила.
Это ей понравилось.
– Вы на Волге все жили? – спросила она.
– На Волге… десять лет невступно.
– Ведь я старше вас? – ласково выговорила она и в первый раз подольше остановила на нем свои глаза.
Рубцов тоже уставил глаза в ее брови: он таких давно не видал.
– Ну, вряд ли, – бойко, немного хриповатым голосом ответил он… – Мне двадцать шестой пошел. Я вот Митрофана на два года моложе.
– А я вас на два года старше…
Ей и то почему-то было приятно, что она старше его… На вид он смотрел тридцатилетним.
– И вы, – продолжала она понемногу спрашивать, – давно с Волги-то?
– …Да семь годов будет… Аттестат зрелости не угодил получить. Вы нешто не слыхали? Отец в делах разорился в лоск… И мать вскорости умерла. Сестра в Астрахани замужем. Вот я, спасибо доброму человеку, и уехал за море.
– В Англии всё были?
– И в Америке тоже. Какие крохи оставались – я махнул на них рукой… Да вы что же все про меня? Вы лучше про себя расскажите. Вон вы, сестричка, какая… Вы не обидитесь? Я вас, помню, так звал.
– Зовите… И по какой же вы там части?
– Да по всякой… Кой-чему научился как следует. Из фабричного дела – суконное знаю порядочно.
– Суконное? – вскричала Анна Серафимовна.
– А что?
– Как это славно!
– Не хотите ли меня брать?
– Что же?
– Смотрите! Дорог я!
Он рассмеялся, и она с ним. Им стало ловко, весело, они сейчас почувствовали, что во всем обеде только между собою и могут вести они разговор людей, понимающих друг друга. Появление этого «братца» сегодня – после сцены в амбаре, пред открывающейся перед нею вереницей деловых забот и одиночества – разом освежило Анну Серафимовну… Недаром, точно по предчувствию, спешила она к тетке. Ей, конечно, было бы приятнее найти в Семене Тихоновиче побольше изящества в манерах и в говоре; но и так он для нее был подходящий человек… В нем она учуяла характер и живой ум. Такой малый не выдаст… Остался мальчиком в погроме дел отца, не пропал, учился, побывал в Америке… Не шутка! И все-таки не важничает, не тычет в нос заграницей, говорит сильно на «о», напоминает ей своим тоном детство. Да еще моложе ее на два года!..
Любаша с прихода Рубцова заметно притихла. Она прислушивалась к разговору его с Анной Серафимовной, начала насмешливо улыбаться, от жареного – подавали индейку, чиненную каштанами, – отказалась и сложила даже руки на груди, а