Жанр, который мы потеряли. Очерк истории отечественной научно-популярной литературы. Андрей Ваганов
книг (т. е. примерно одна книга в год на одного жителя России).
Радикально вырос общий уровень грамотности населения России, причем в исторически кратчайшие сроки. Если в 1897 году среди лиц старше 9 лет грамотных было 30,1 %, то в 1917 году этот показатель составил 42,8 %. Даже уровень грамотности среди сельского населения демонстрировал динамичный рост: если в 1880–1888 годах, по данным земских переписей, в 20 губерниях он составлял 8,7 %, то, согласно Всероссийской переписи 1897 года, – уже 17,4 %, а к 1917 году грамотность сельского населения выросла до 37,4 %. Среди рабочих показатель уровня грамотности был еще выше: в 1897 году – 40 %, в 1917 году – 64 %.[85]
Статистик, ученый-ихтиолог, член Первой Государственной думы от Уральского казачьего войска Николай Бородин (1861–1937) в своих воспоминаниях оставил нам картинку читательских интересов университетской среды в 80–90-е годы XIX века: «…двойственность направления умственной деятельности оставалась у нас всегда, и я бы сказал на всю жизнь, судя по личному опыту и по наблюдениям над другими однокурсниками той же категории. Отдаться целиком чистой науке в то время считалось прямо зазорным, и студент, избегавший принимать участие в политической и общественной жизни и не готовящий себя к таковой, навлекал на себя по меньшей мере товарищеское неодобрение».[86]
Интересно, что говоря о нелегальных изданиях (А. Тун «История революционного движения в России», Л.Н. Толстой «В чем моя вера», «Исповедь» и др.), Бородин отмечает: «Эти последние вещи фабриковались литографски нелегально в столице и ходили тогда в большом количестве по рукам».[87]
Ничего удивительного, что в период Первой русской революции 1905–1906 годов лидером читательского интереса становится политическая и политэкономическая литература. «Революционные издания, печатавшиеся за границей, сравнительно легко проникали в Россию. С ростом оппозиции спрос на эмигрантскую литературу был большой. Ею зачитывались в России, безбоязненно передавали ее друг другу даже малознакомые люди», – пишет в своих воспоминаниях А. Тыркова-Вильямс.[88]
«Это был период <конец XIX – начало XX века> очень сильной тяги к печатному слову, когда этапы плавного постоянного роста интереса к нему, порожденного чисто социальными потребностями, сменялись резким усилением потребности в печатном слове, вызываемым политическими потрясениями – войнами и революциями».[89] Но интерес к политической литературе всегда столь же быстро угасал после всех войн и революций. Однако порожденный политическими катаклизмами интерес к чтению как таковому уже только усиливался. «На первый план в чтении все больше выходили периодические издания, особенно газета, иллюстрированный журнал и брошюрные сериальные издания (типа сыщицких сериалов)». По данным выборочных опросов, проведенных в гимназиях в 1909 году, 80 % учащихся относились к сыщицкой литературе с интересом; суммарный разовый тираж общих и литературных ежедневных газет, рассчитанных на средних и
Книга в России, 1895–1917… С. 635, 641, 645.
Цит. по: Книга в России, 1895–1917… C. 638.
Книга в России, 1895–1917… С. 650.