Опыт восхождения к цельному знанию. Публикации разных лет. С. В. Гальперин
парадигмы.
Точка-единица, явленная в эйдосе, будучи единичностью, дискретна, но будучи становящейся единичностью, обладает потенциальной непрерывностью. Обсуждая конструкцию первой диалектической тетрактиды, Лосев показал, что алогическое становление точки (топоса) порождает пространство, а алогическое становление числа (множества) – время. Это не что иное, как реализация их изначальной непрерывности (континуальности). А что же дискретность? Естественно, и она реализуется, но в последовательном, логически осмысливаемом саморазвитии единичности и выражена, соответственно, в волновом движении и в степенном ряду натурального числа. Такой вывод представляет собой прямое развитие лосевского учения об эйдосе.
Именно волновое движение воспроизводит в непрерывном пространстве неуничтожимую дискретность точки. В телесной частице она оказывается её геометрическим центром, постоянным или мгновенным, в зависимости от характера пространственно-временнόго бытия частицы. На макроуровне круги по воде от брошенного в неё камня иллюстрируют происходящее достаточно ясно. Благодаря такому осмыслению явлений тугой клубок, в который сплелись физические и математические закономерности, разматывается достаточно легко. Одновременно получает однозначное объяснение множество закономерностей, а заодно и мифов (к примеру, корпускулярно-волновой дуализм).
Подобно волновому движению в пространстве, сохраняющему дискретность точки, степенной ряд натурального числа воспроизводит в числовом скалярном поле изначальную нераздельность и неслиянность множества как единичности. И здесь выявляется не только эзотерическое начало определённого математического действия (возведения в степень) или выражения (напр., геометрическая прогрессия), но и смысл реально протекающих в пространстве и времени процессов, их динамика, кинетика. В каждом последовательно осуществляемом акте (итерации) воспроизводится единичность первоначального множества (основы степени).
В таком подходе вновь осмысливается античная изваянность числа, его σώϻα, истинная натуральность числового ряда как нарастание единиц, где сама единица – αρχή, начало всякой величины, вещественности. Конечно, у Платона числовой ряд не мог выйти за пределы прямой видимости («плоскостное число» соответствует второй степени, «телесное число» – третьей). Не могло быть у греков и нулевой мерности, ведь это было бы равнозначно отрицанию самогό бытия (у пифагорейцев пространство представлялось суммой точек – «единиц положения»). И всё же именно возврат к античному представлению о числе как о величине и сопоставление его мистической основы у греков с христианским откровением позволяют прийти к замечательным результатам.
Впрочем, это далеко не всё. Привычное арифметическое действие – умножение, которое продолжают считать всего лишь сокращённым сложением, выявляет совершенно иной смысл,