Опыт восхождения к цельному знанию. Публикации разных лет. С. В. Гальперин
меридиан. 1991, №10. С. 29.
2 А. Ф. Лосев. Русская философия // Философия. Мифология. Культура. М., 1991. С. 213.
3 Контекст – 1990. М., 1990. С. 24.
4 Путь. 1993. №3. С. 251.
5 Там же. С. 241.
6 Прот. Георгий Флоровский. Восточные отцы V – VIII вв. Репринт. М., 1992. С. 233.
7 А. Ф. Лосев. Очерки античного символизма и мифологии. М., 1993. С. 648.
8 Там же. С. 612—613.
9 Н. Кузанский. Соч. в 2-х т. М., 1979. Т. 2, С. 295.
10 А. Ф. Лосев. Диалектика художественной формы. М., 1927. С. 14.
11 А. Ф. Лосев. Очерки античного символизма и мифологии. М., 1993. С.612.
12 Д. Я. Стройк. Краткий очерк истории математики. Пер. с нем. М., 1984. С. 37.
13 О. Шпенглер. Закат Европы. М., 1993. Т. 1. С. 218.
14 С. В. Гальперин. Моё мировидение. Курс лекций. М., 1992. С. 161—162.
15 А. Ф. Лосев. Диалектика мифа // Из ранних произведений. М., 1990. С. 569—570.
16 Н. Кузанский. Соч. в 2-х т. М., 1979. Т. 1, С. 130.
ОБРАЗ МИРА – СТРУКТУРА И ЦЕЛОЕ
Материалы международной научной конференции
Сб. Лосевские чтения.// ЛОГОС №3. М., 1999. С.198 – 207.
Интерпретация физико-математических взаимосвязей в учении Лосева о символической реальности
До настоящего времени освоение наследия Лосева осуществляется исключительно в гуманитарной сфере. Все мои усилия обратить за последние 7 – 8 лет внимание общественности на необходимость активного использования его колоссального потенциала в среде естественнонаучной пока успехом не увенчались. Настоящее сообщение представляет собой очередную попытку, предпринятую в надежде, что её не постигнет участь предыдущих.
Как известно, Лосев ещё в ранней юности пришёл к проблеме высшего синтеза, который он определил как «примирение в научном мировоззрении всех областей психической жизни человека: науки, религии, философии, искусства и нравственности». 1 Сейчас, когда в свет вышли обнаруженные в лосевском архиве фундаментальные труды: «Самое само», Вещь и имя», «Диалектические основы математики», можно с полной уверенностью утверждать: Лосев ещё в 30-е годы решил эту грандиозную проблему, сделав попутно множество эпохальных открытий, которые правильнее назвать прозрениями. Совершенно новый мир открылся его очам ума, и глубоко трагично, что он так и не получил ни малейшей возможности обнародовать своё видение в форме целостного учения, более того, вынужден был всячески скрывать его основы. Лишь в самом конце своего земного пути он решился в виде итоговой формулы открыто предложить следующий императив: «Сама действительность, и её усвоение¸ и её переделывание требуют от нас символического образа мышления». 2 Правда, тут же последовало авторское разъяснение, где настойчиво повторялось, что символ так и или иначе лишь отражает действительность. Такое многократное подчёркивание (беру на себя смелость утверждать это) было призвано усыпить подозрительность стоящих на страже «ленинской