Эрон. Анатолий Королев
была рядышком, в соседнем подъезде.
В доме-городе имелось все, кроме кладбища и крематория. Разговор не клеился.
В прачечной стояла очередь. Затем приемщица ушла на обед.
Филипп терпел, покуривая тонкую сигару, с любопытством изучая очередь, людей в очереди, прейскурант цен на стене.
Наконец приемщица распахнула окно приема белья.
Только тут Ева решительно заслонила спиной подробности стирки, но когда стала рыться в поисках денег, Филипп со смешком оплатил счет – 2 руб. 17 коп.
– Я никогда еще не платил так мало.
– Интересно пожить, а? – ядовито спросила Ева.
Он ничего не ответил. Проводил к дому и простился.
Еву такое любопытство сынка к ее житухе покоробило, для московского принца это был род пешей прогулки по столичному подполью, о чем она прямо отвесила порцию чувств у подъезда. Филипп спокойно согласился, что это отвратительно, и добавил:
– Не поверишь, я с детства не был в метро. Жить в изоляции от собственного народа – подлейшее преступление партии.
Похоже, эта мысль его волновала.
– Это правда, – не стерпела Ева, – что у вас охрана?
– Нет. Карабас пошутил. Но наган у него служебный. Сейчас охрана в фаворе. И говори мне «ты».
Ева рассталась с Филиппом со смешанными чувствами. С одной стороны, его чистоплюйство было чем-то постыдным, но искренность подкупала. Она не узнавала прежнего пай-дьявола и не знала, как относиться к такой перемене. Кто ты, Филипп Билунов, самовлюбленный бессовестный красный барчук или человек с остатками совести? Она – из рук вон – не знала, как же себя вести. Филипп был злым гением модной компании, он жестоко унизил безобидного бедолагу Побиска, он смакует свою шутовскую власть, и все же… все же его внимание было весьма лестным.
Вскоре она с ужасом поняла, что у них с Филиппом началось что-то вроде начала романа. Причем втайне от всей команды. Чаще всего он приезжал за ней днем и беспрекословно вез обедать в какой-нибудь ресторан. Его смешил ее панический страх перед швейцарами и оцепенение перед меню. Ева не желала есть ничего кроме бифштекса с яйцом, единственное ресторанное блюдо, которое знала. Она стеснялась официантов и, когда ей с лакейской сноровкой лили в хрустальный фужер элементарный «Нарзан», заливалась краской, норовя взять бутылку. Филипп, со смехом замечая ее панику, намеренно выбирал из меню что-нибудь экзотическое: в «Пекине» – утиные яйца «Сунхуа» с имбирем, в «Самарканде» – горячую острую куфту-базбаш, мясные шары из молодой баранины в красном супе, в «Славянском базаре» – копченую шемаю и бутерброды по-вагински: поверх красной – слой черной икры, в лифт-холле «Интуриста» заказывал темный ирландский «Гиннесс» с йоркширским пудингом под коричневым соусом «Гарви» или ростбиф, запеченный с рокфором и шампиньонами, в «Метрополе» – солянку с каперсами и стерлядь на вертеле или фуагра из гусиной печенки с трюфелями или устрицами и белыми грибами в рыжем соусе.
И