Дублин. Эдвард Резерфорд
его понял, тем не менее такой подход показался ему недостойным.
– Ты все такой же милый, – грустно заметил как-то его отец, – но я чувствую, между нами что-то встало.
– Не знаю, о чем ты, – с искренним удивлением ответил Лоуренс.
– Эти вспышки в твоих глазах. Ты больше не один из нас. Ты мог бы быть французом или испанцем.
– Мы все принадлежим к Вселенской церкви, – напомнил ему Лоуренс.
– Да, знаю… – Мартин Уолш невесело улыбнулся. – Но отцу трудно быть судимым собственным сыном.
Отчасти такая жалоба была справедливой. Этого Лоуренс отрицать не мог. Но подобная проблема возникла не только в его семье. Лоуренс знал и других молодых людей, которые, вернувшись из семинарий, обнаруживали, что в беззаботной вере их родных недостает серьезности и точности. Он понимал своего отца и сочувствовал ему, но изменить ничего не мог.
Вот почему история со Смитом и сестрой, как казалось Лоуренсу, была потенциально очень серьезной. Какое влияние может оказать такой союз на его семью? Лоуренс пытался припомнить что-нибудь, что он слышал о тех людях. Вроде бы там было двое сыновей. И один не сумел закончить обучение.
Но куда более важным был вопрос их веры. Крепки ли они в своих убеждениях? Склонны ли они к уступкам? Если бы только Лоуренс чувствовал уверенность в твердости отца в этом вопросе, но уверенности Лоуренс не ощущал.
Но даже и в таком случае было немного бестактно с его стороны сказать теперь отцу:
– Надеюсь, нам не грозит вероятность того, что этот Смит станет еретиком, как твой кузен Дойл.
Едва произнеся это, Лоуренс понял, что следовало выразиться как-то иначе. Его слова прозвучали почти как обвинение, как будто Дойл и Мартин были настолько близки, что Мартин каким-то образом нес за него ответственность и ничего не предпринял. Лоуренс увидел, как отец поморщился.
– Я уже говорил тебе, Лоуренс, что ничего подобного нет. Возвращайтесь в Испанию, сэр, и посвятите себя учебе.
И уж совсем непростительным было то, что в момент гнева Лоуренс сказал:
– А ты можешь быть уверен, отец, что я добьюсь расследования.
Он произнес эти слова тихо, чтобы их не услышали Орландо и Энн. Однако смысл слов был предельно ясен: отцу более нельзя доверять. И отцовский авторитет Мартина пошатнулся.
О чем они там говорят? Энн прислушивалась, но не могла разобрать. Выглядели оба сердитыми. Может, узнали, что она их обманывала? Но Энн не хотела никакого обмана. Совсем не хотела. Просто она влюбилась. Но и этого она тоже не хотела. А потом вдруг стало слишком поздно.
Когда Энн впервые встретила Патрика, ее мать была жива. Два года назад. Они поехали на праздник на равнине Керраг. Сюда со всех концов страны съехались и англичане, и ирландцы. Энн немного послушала волынки, пока родители смотрели лошадиные бега, а потом решила прогуляться по большой лужайке и тут заметила неподалеку молодых людей из Уиклоу, которые затеяли игру в хёрлинг. И хотя это была ирландская игра, несколько юношей