Инфанта (Анна Ягеллонка). Юзеф Крашевский
прав уже не имеет, – отпарировал он высокомерно. – Однако же от наследования своего над нами король отказался, когда создавал Унию, поэтому и наследование после себя никому не может передать. Мы свободны пана себе выбрать, как хотим.
Кардинал взглянул на него.
– Я думаю, – сказал он мягко, – что привязанность к бывшим панам, если не у всех, найдётся ещё у многих на Литве. Чувство это следовало бы уважать и не исключать его из расчёта.
Нахмуренный Радзивилл не вступился за права принцессы, мысль его, казалось, где-то бродит.
– Император, – отозвался он, – будет для нас, несомненно, лучшим паном и защитником, но в Польше он имеет много неприятелей.
Коммендони усмехнулся.
– Те переменятся, – сказал он, – не бойтесь. Преимущества от выбора члена императорского дома так велики для страны, для Костёла, для целого мира, что его в итоге все должны признать.
– А если поляки будут сопротивляться выбору, – прервал Ходкевич, – тем лучше, разорвём унию. Не принесла она нам никаких преимуществ, а потеряли на ней много.
– Не говорите этого, сохрани Бог, – начал мягко Коммендони. – Ослабели оба государства, а что, как вы говорите, есть спорные границы и владения некоторых земель, что же, если до войны между ними могло бы дойти. Воспользовались бы этим враги св. креста, турки и подстерегающий ваши земли царь московский. Литва, хотя бы что-то пожертвовала нам даже для Унии, не столько значит, удерживая её, сколько бы могла потерять, разрывая.
Ходкевич не настаивал, но не казался убеждённым, пробормотал только:
– Император нам нашу независимость, какую мы сохраняли до этого, должен гарантировать.
– Гарантирует! Утверждает! – воскликнул кардинал. – Именно поэтому вы первые его выберете, он будет обязан вам троном и делам вашим даст приоритет.
– Он должен вернуть нам отобранные земли, – добавил упрямый Ходкевич.
– Это вы себе при выборе обеспечите, – вставил Коммендони.
– А староства и должности, – продолжал дальше литвин, – только урождённым литвинам должен раздавать…
– Могу вас заверить, что все эти условия будут приняты, – начал прытко Коммендони, хватая за руку Ходкевича. – Мы тут не о них говорим, но нужно согласиться на выбор. У вас есть, в чём упрекнуть его? – добавил он, обращаясь к Радзивиллу.
Названный только молча склонил голову. Обеспокоенный Ходкевич настаивал снова на независимости Литвы и освобождении от Унии, на возврате земель и оторванных поветов.
Коммендони обратил разговор на более личные отношения, ручаясь за императора, что тем, которые первыми утрамбуют ему дорогу к трону, сумеет наградить их любовь и доверие и что ждут их самые высокие достоинства.
Ни Ходкевич, ни Радзивилл, казалось, не придавали значения тому, а, по крайней мере, не показывали один другому, что могли иметь личные виды на это.
– Значит, Литва пусть превосходит, – добавил кардинал. – В Польше могут быть предложения и разбитые голоса, вы за собой