Райгард. Уж и корона. Александр Ковальский
горечи немели ладони и ныл висок. Память милосердно затирала подробности недавнего скандала.
То есть, когда все случилось, она не испугалась ни капельки. Было не то чтобы страшно – противно. Эти тетки орали на нее так, как если бы она собственноручно застрелила по меньшей мере десяток инспектрисс. И Ростик смотрел укоряюще: вот, мол, я тебе доверял, а ты так меня подставила, Стрельникова. Ему даже в голову не пришло усомниться в том, что она вообще виновата. Этот тип, который притащился во главе делегации, сказал ему два слова на ухо – и у Ростика сразу сделалось такое лицо… будто на жабу наступил. А еще клялся, что никакая чиновная мразь ее и тронуть не посмеет, только через мой труп, говорил… трус.
Она легла на траву и закрыла глаза, заново переживая случившееся.
Кучерявые весенние облака плыли, цепляясь за черно-синие верхушки елей. Муравей взбирался по травинке, блестел лаковой каплей. По сравнению с этим все остальное было таким… неважным, что ли? эта мысль поразила ее, но как-то вяло. Варвара закрыла глаза. Солнце качалось под веками горячей черно-зеленой каплей.
– Тихо!
Ему совсем не потребовалось кричать на них. У него был негромкий и очень спокойный голос, который необъяснимым образом был услышан всеми в единую секунду, и там, где только что стоял гвалт и вопли до небес, внезапно воцарилась полная тишина.
– Тихо, – повторил он своим удивительным голосом и, приобняв за плечи обомлевших от недавнего ужаса инспектрисс, раздвинул их плотный строй и прошел к доске. – Всем сесть.
Грохнули крышки парт. Вновь наступила тишина, в которой было слышно, как шуршит, оползая, побелка и поскрипывает, успокаиваясь в качании, шнур люстры над преподавательской кафедрой.
– Каждому, кто закрыл рот, большое человеческое спасибо. Оружие попрошу.
Яр послушно протянул гостю злосчастный карабин.
– Также прошу всех оставаться на своих местах. – Гость в несколько выверенных до автоматизма движений разобрал карабин, задумчиво покачал головой, когда убедился в том, что заряжен он не был, протянул руку, в которую Яр, сделавшийся вдруг удивительно понятливым, вложил классный журнал. – Спасибо. Теперь тот, чью фамилию я называю, встает, говорит «я», садится и не издает более ни звука. Понятно?
– А вы кто? – строптиво поинтересовались с задней парты.
– Допустим, начальник комиссии из окружного департамента образования. Или вас имя интересует, молодой человек?
– Интересует!
– Представляться я буду вашим родителям, если они того пожелают. Приглашать родителей? Нет? Прекрасно. Еще вопросы у кого-нибудь имеются? Тогда приступим. Берут Аделя!
– Я, – беловолосая, тонкая, как свечка, Аделька осторожно вылезла из-за парты. Постояла, бледная до прозрачности, хлопая ресницами и отчаянно краснея, потом, не дождавшись никакого ответа, так же осторожно села на свое место.
Начальник комиссии окружного департамента образования смотрел на нее без всякого выражения на лице.
Он