Народная агиография. Устные и книжные основы фольклорного культа святых. Андрей Мороз
страниц (их число могло варьироваться от нескольких до нескольких десятков), переплетенных и оформленных графически (обычно изображениями Голгофского креста). К любому из таких списков зачастую применяется термин книга, независимо от объема, переплета и оформления.
Однако не только такие списки могут быть в народной речи названы книгой. То же слово применяется и к любому другому списку в аналогичных контекстах. Следует иметь в виду, однако, что далеко не все фольклорные жанры бытовали и бытуют в рукописных сборниках или отдельных листках. До недавнего времени записывались лишь тексты, воспринимаемые как сакральные: молитвы, заговоры, духовные стихи (относительно недавно стали записывать также песни, частушки, приметы, но и по сей день такие сборники не получили широкого распространения). Обладатель такого списка маркируется как носитель тайного, сакрального знания: Вот та баба, которая вызывала лесного, вот она и вызвала водяного-то. Вызвала водяного-то, ну а там написано уж было, на этом, в книжецьке-то, в записоцьке-то она написала, что вот так и так, проц’итайте [АЛФ, Архангельская обл., Каргопольский р-н, с. Тихманьга, зап. от А. И. Слотиной, 1922 г.р.]. В приведенном примере характерно параллельное употребление лексем книжечка и записочка для обозначения одного и того же предмета. Такой знак равенства нередко ставится в речи информантов: Так ведь, говорят, што тяжело умирает [колдун], надо передавать следущему человеку, кому-то. Ну, ведь любой, может, и не возьмёт. А любому, конешно, и не передаёт, какой, может, нравица да. Там много этих слов, наверно, чё там делать, может даже книжки, тетрадки записаны. Тетрадки передают. Я слыхала, што передают, если не передашь, дак не умереть [АЛФ, Архангельская обл., Каргопольский р-н, с. Орлово, зап. от З. И. Еремеевой, 1949 г.р.].
Таким образом, можно констатировать отсутствие привычного для носителя письменной культуры противопоставления рукописного и печатного текстов: «Ангел мой, хранитель мой, сохрани душу мою, скрепи сердце моё. Враг сотона, отц’ертись, от меня. Есть у меня три листа, все написаны, напечатаны, первый лист – сам Исус Христос, другой лист – матушка пресвята Богородица, третий лист – Микита архипиист». Вот така молитовка, куда пойдёшь. Вот пойдёшь по грибы, так эта молитовка штоб найти-то больше [АЛФ, Архангельская обл., Каргопольский р-н, с. Архангело, зап. от Е. О. Никулиной, 1903 г.р.]. Ср. характерное словоупотребление в сербских эпических песнях: «Књиге иду од Призрена града, Од Српскога силна цар-Стевана» [Караџић, № 31, стр. 126], где под книгой имеется в виду письмо.
С другой стороны, в восприятии крестьянской общины существенным представляется признак обладания книгой. Те к с т, записанный на бумаге, перестает быть только текстом, который имеет магическую силу при произнесении, но передает свои свойства бумаге, на которой он записан, отчего становится сакральным предметом. В этом смысле очень показателен процитированный выше пример из СРНГ: «Эту книгу держать при себе». При