Человек на все рынки: из Лас-Вегаса на Уолл-стрит. Как я обыграл дилера и рынок. Эдвард Торп
холодный февральский вечер, и из нашей кембриджской квартиры было видно серо-стальное небо, обрамленное резко прорисованными голыми деревьями. Стены и крылечки высоких деревянных домов на нашей улице были покрыты въевшейся в поры угольной пылью; корка сажи покрывала свежевыпавший снег. К четырем часам начало темнеть, а наш гость запаздывал. Наконец к дому подъехал темно-синий «кадиллак», в котором сидели две симпатичные блондинки – одну из них было видно через переднее окно с пассажирской стороны, другая вышла из-за руля. «Кто это? – подумал я. – И где же мистер X?» Сидевшая на пассажирском месте блондинка открыла заднюю дверь, и из машины вылез невысокий седой мужчина в длинном черном кашемировом пальто. Они позвонили в нашу дверь, и мы поняли, что это, видимо, и есть мистер X. Он представился: Эммануэль Киммель, по прозвищу Мэнни; ему было тогда около шестидесяти пяти лет. Он сказал, что он состоятельный бизнесмен из города Мейплвуд, Нью-Джерси, с большим опытом азартных игр. Двух блондинок в норковых шубах он представил нам как своих племянниц. Я ему поверил, хотя по выражению лица Вивиан я видел, что у нее другое мнение на этот счет.
Пару часов Киммель играл со мной в блэкджек – он выполнял роль дилера – и расспрашивал меня об исследованиях. Рядом с нами Вивиан, с которой была и полуторагодовалая дочь, разговаривала с «племянницами». В какой-то момент младшая из них начала было наивно и откровенно рассказывать что-то о себе, но вторая прошептала: «Ну-ка тихо!»
После нашей беседы Мэнни был готов начать подготовку к поездке в Неваду. Мы договорились отправиться туда, как только у меня будет свободное время, – то есть во время недельных апрельских каникул в МИТ. Когда они уходили, он вытащил из кармана пальто запутанный клубок жемчужных бус, вытянул из него одну нитку жемчуга[65] и подарил ее Вивиан. Этот жемчуг так и остался в нашей семье, и сейчас, по прошествии более чем пятидесяти лет, его носит Рон.
Вивиан поддерживала мою идею испытаний в казино, но в то же время беспокоилась. С одной стороны, хотя математические детали моей работы были ей, как и почти всем остальным, непонятны, она знала, что я обычно не высказываю утверждений, которых не могу обосновать, особенно если дело касается математики и точных наук. Хотя до сих пор у меня не было ничего, кроме вычислений и логических рассуждений, она верила, что в честной игре я смогу выиграть. С другой стороны, эта игра должна была проходить в реальном мире, а не среди символов и уравнений. Можно ли ожидать от казино честной игры, или же следует опасаться шулерства или попыток вывести меня из строя, например, при помощи наркотиков или насилия? Что это за так называемые «племянницы»? – она же ясно видела, что с ними не все чисто. Я должен был погрузиться в мир легкой наживы и доступных женщин – как знать, какие еще опасности могут меня там подстерегать? А мои спонсоры? Достаточно ли они компетентны, чтобы защитить меня от любых нечестных действий казино? Выдержат ли они те временные потери, с которыми
В статье Пола О’Нила (Life, 1964), в основном точной, ошибочно утверждается, что я сказал относительно этой нитки жемчуга: «На следующее же утро мы отнесли ее к ювелиру и оценили. Она стоила 16 долларов». Ни первая, ни вторая часть утверждения не соответствуют истине. Конни Брук повторила их в своей книге 1994 г., хотя я сказал ей, что эта часть статьи в Life неверна. Хорошую ложную цитату не так-то просто убить. (прим. автора)