В тихом омуте…. Виктория Платова
половины; глину для лепки новой сестры – вместо той, погибшей. Моя безликость, готовность принимать любую форму – вот что ей было нужно, вот что она почувствовала во мне. Эта внезапная догадка пронеслась в моей голове, сметая все остальные мысли, – и я разжала руки. Венька почувствовала это, подобралась, как подбирают тело дикие животные, готовясь к прыжку.
– Что-то не так? – спросила она.
– Я не гожусь… Не гожусь на эту роль. У меня своя жизнь…
– Нет. Нет никакой роли, – отчаянно соврала она, даже не понимая, что врет, – просто не уходи от меня.
– Твои мальчики никогда на это не согласятся, – я вдруг поняла, что сдаю позиции. Самым верным было бы сейчас успокоить ее, если вообще возможно ее успокоить, привести в норму, а потом…
А потом – уйти в сторону. Запереть квартиру на ключ и уехать к папе-филателисту восстанавливать разрушенные отношения – отец ненавидел Москву, а из-за Москвы возненавидел и меня.
Но, держа в руках эту красивую голову, я осознала, что не все в порядке с этой головой, и дурацкие мальчишки в своих эгоистических страстях только усугубили ситуацию.
«Ты попалась, Мышь.
Коготок увяз – всей птичке пропасть».
И я решила спустить все на тормозах, принять решение – но не сейчас, не сейчас.
– Твои мальчики никогда на это не согласятся, – снова повторила я, – еще убьют меня, чего доброго!
– Нет, никогда! – Она неистово сжала мои запястья. – Никогда… Дай им время, они привыкнут. Ты полюбишь их, а они – тебя… Ты выберешь любого из двух, я даже знаю – кого… И нас опять будет четверо.
С трудом оторвавшись от Веньки, я отправилась в кухню и накапала ей успокоительного.
– Выпей. И пойдем поспишь. Глаза у тебя красные.
– Зеленые, – улыбнулась она, – зеленые, как у тебя…
Она заснула, держа меня за руку.
Спустя полчаса я осторожно выпростала кисть и наконец-то обрела свободу, – пусть и на короткий срок, теперь я понимала это.
«Что скажете?» – спросила я Ивана и Нимотси.
«Меняй квартиру, пол и страну проживания», – посоветовал мне умерший Иван.
«Это клиника, ясно! Но с другой стороны – прилабунься к этим сумасшедшим жеребцам и хотя бы до климакса проживи в радостях группового секса», – посоветовал мне уехавший Нимотси.
Я прошлась по комнате и сняла нашу фотографию, пришпиленную к обоям над письменным столом, – пятый курс, я, Иван и Нимотси. Трезвые глаза, Том Вейтс и Рей Чарльз – «Скатертью дорога, Джо!».
А потом вдруг взяла ручку и расцветила себя на фотографии – новой прической, новым разрезом глаз и формой губ.
Очень даже недурственно получилось, очень даже может быть, совсем другой человек – и меня тут же пронзила острая мысль, что сумасшествие вполне заразительно. Испугавшись этого, я спрятала фотографию в стол – от греха подальше.
Не хочу, не хочу, не хочу! Не хочу идти на поводу у этой девчонки. Проснется – умою, накормлю, вещи уложу – и «Скатертью дорога, Джо!»…
Но выпроводить не получилось.
Остаток