.
шлюха.
– Нет, не дешевая. Я этого не говорила.
– Ужасно тебя люблю! Все, пока!..
…Она разбудила меня посреди ночи, бесцеремонная, как всегда.
– Подарок!
И бросила на кровать маленький сверток.
– А дня нельзя было дождаться? – в который раз я пожалела, что дала ей ключи от квартиры.
– Вставай, вставай, соня!
– С ума сошла – три часа ночи!
– Три часа утра! Утра, а это две большие разницы. А в Америке вообще день божий!
Я села в кровати – всклокоченная, злая, в наглухо застегнутой под ворот байковой ночной рубашке.
– Очень эротичное бельишко. От Кардена? – Венька смотрела на меня с нежной жалостью, соплячка.
– Ивановский суконно-камвольный комбинат.
– Ценю за патриотизм. Ладно, не сердись! Посмотри лучше, что я тебе привезла!
Я медленно открыла пакет двумя пальцами – не очень-то я доверяла Венькиным подаркам.
– Ну что, – она присела на краешек кровати, – узнаешь брата Колю?
…Это было точно такое же платье, даже расцветка та же – Венькина утренняя исповедь не была ни моим бредом, ни ее мистификацией: она действительно решила сделать меня своим блеклым отражением, своей недостающей половиной.
– Вставай и отправляйся на примерку, – в Венькином голосе прозвучали жесткие нотки.
– И не подумаю.
– Решила остаток жизни провести в байковой рубашонке?
– Не твое дело.
– Ну, пожалуйста… – она сразу же сменила тон, – ну, сделай это ради меня… Не понравится – разрежем его на новогодние гирлянды.
Легкая, невесомая кожа платья была здесь, под рукой, – она искушала меня неизведанностью другой жизни.
И я дрогнула.
Я взяла проклятое платье и шмыгнула в ванную. Там, закрыв глаза, я скользнула в него – так вор наудачу проскальзывает в чужую, оставленную без присмотра квартиру.
Я сосчитала до пяти, потом – до десяти, набрала воздух в легкие, толкнула дверь и предстала перед Венькой.
Венька тоже успела переодеться в платье.
– Ну, где тут зеркало? – громко, чтобы скрыть стеснение, спросила я.
– Зачем? – Она стояла против меня, зажмурившись от удовольствия, довольная произведенным эффектом. – Зачем? Я – твое зеркало! Мы ведь здорово похожи. Я знала, что мы похожи, я чувствовала – вот, смотри!
– Я не хочу быть твоим отражением!
– Тогда я буду твоим отражением, – яростно прошептала она в ответ.
– Нет, – это прозвучало сомнительно; за всю свою двадцатишестилетнюю жизнь я не научилась говорить ни «нет», ни «да» – никто не требовал от меня никаких решений.
…Она схватила меня за руку – смотри!
И бесстрастное зеркало в прихожей вдруг высветило две почти одинаковые фигуры, одинаковые волосы, даже головы мы склонили одинаково – идеальный симбиоз. «Мышь! Может быть, ты тоже потеряла в детстве сестренку-близнеца?»… Но спросить было не у кого – мама умерла пятнадцать лет назад, а с отцом я так и не научилась находить общий язык.
А