Монастырь. Вальтер Скотт
спасен!
Берег лучом еще не озарен!
Тебе повезло, невредим ты добрался,
Кто плыл со мною, тот редко спасался.
Монахом овладел невыносимый ужас – голова закружилась; шатаясь, он прошел несколько шагов вперед, натолкнулся на стену и упал без чувств.
Глава VI
Итак, совет откроем. В том, что должно Нам выполоть церковный вертоград И плевелы отсеять от пшеницы, Мы все согласны. Но как сделать это, Не повредив ни лозы, ни колосья? Вот в чем задача!
Вечерня в монастыре Святой Марии отошла. Аббат разоблачился, сменив свои великолепные ризы на обычное одеяние – черную рясу, которую носил поверх белого подрясника, и узкую наплечную мантию. Одеяние это, скромное и благопристойное, весьма картинно облегало представительную фигуру аббата Бонифация.
Едва ли кому-либо в мирное время удавалось с большим достоинством исполнять обязанности митрофорного аббата{96} (таков был его титул), чем этому почтенному прелату. Правда, он был несколько избалован, что часто бывает с людьми, живущими исключительно для себя. Кроме того, он был тщеславен. И затем бывало, что, натолкнувшись на смелый отпор, он проявлял признаки неожиданной робости, которая не очень вязалась с его видным положением в церковной иерархии и с теми требованиями беспрекословного подчинения, которые он предъявлял как к монастырской братии, так и ко всем зависимым от него лицам. Но он был гостеприимен, щедр и по характеру своему не склонен к строгости. Одним словом, в иное время он бы мирно просуществовал на своем посту, ничем не отличаясь от любого «облеченного в пурпур» аббата{97}, жил бы благопристойно, но в свое удовольствие, спал бы безмятежно и не страдал от сновидений.
Однако глубокое смятение, поразившее всю римско-католическую церковь в связи с распространением реформатских учений, совершенно нарушило покой аббата Бонифация, возложив на него обязанности и заботы, о которых он доселе не имел понятия. Ему пришлось оспаривать и опровергать заблуждения, назначать расследования, разоблачать и наказывать еретиков, возвращать в лоно отпавших, поддерживать дух колеблющихся, оберегать духовенство от соблазна и укреплять в его среде строгую дисциплину.
Гонцы за гонцами (на взмыленных конях и еле живые от усталости) прилетали в монастырь Святой Марии то от Тайного совета{98}, то от примаса{99} Шотландии, то, наконец, от королевы-матери с увещаниями, одобрениями, осуждениями, с запросами дать совет по одному вопросу и с требованиями представить сведения по другому.
Эти послания аббат Бонифаций прочитывал с важным видом совершенной растерянности или – если это больше понравится читателю – с растерянным видом бесконечной важности, обнаруживая одновременно удовлетворенное тщеславие и глубокое душевное смущение.
Сент-Эндрюский примас при своем остром уме предвидел эти недостатки аббата обители Святой Марии и постарался их исправить. Он предложил ему принять