Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.. П. В. Ильин
организаций Союза благоденствия, сын известного флотоводца Н. Д. Сенявин, уже прошедший через испытания допросами во время расследования доноса А. Н. Ронова (1820 г.), несмотря на имевшиеся показания о членстве, полностью и до конца отрицал это (наказан без суда). Очевидно, эти лица не питали никаких иллюзий относительно неминуемых последствий от даже незначительных признаний в рамках обвинительного процесса.
Сама возможность полного отрицания («запирательства») имевшейся обвиняющей информации легко обнаруживается при изучении материалов следствия. Так, А. Н. Фролов полностью отрицал свою принадлежность к декабристской конспирации, несмотря на показания целого ряда участников тайного общества. Следствие, однако, не поверило ему и признало его полноправным членом Южного общества. Ф. М. Башмаков отрицал свою осведомленность о существовании тайного общества, знание его цели и планов мятежа. Следствие также не поверило его отрицаниям, и он был предан военному суду в 1-й армии. А. Мартынов в ходе допросов в Тульчине также полностью не признал своего членства в Южном обществе; о противоположном свидетельствовал целый ряд участников Южного общества, в том числе лицо, принявшее его в тайное общество[360]. Таким образом, можно сделать вывод о том, что некоторые из членов общества стремились до конца отрицать свое участие в деятельности конспиративного общества, чтобы избежать наказания, однако потерпели неудачу из-за имевшихся против них убедительных уличающих свидетельств.
М. И. Пущин, согласно его воспоминаниям, вооружился перед первым допросом «всевозможными отрицаниями»; причиной послужило то обстоятельство, что он не знал, арестован ли его старший брат, вовлекший его в заговор; по собственному признанию мемуариста, на первом допросе он скрыл свою осведомленность о заговоре[361]. Степень его откровенности на первом допросе в силу этого была крайне незначительной. Разумеется, М. Пущин не был одинок в стремлении предельно ограничить сообщаемую информацию, в особенности по вопросу о составе участников раскрытого правительством тайного общества и заговора. Характерны в этом смысле показания И. Пущина, который, по собственному утверждению, не мог назвать участников Практического союза, поскольку, по его мнению, обстоятельства, связанные с этим обществом, не входили в круг расследуемых вопросов. Еще более показательна позиция, занятая И. Д. Якушкиным, который первоначально строго держался правила: назвать никого не могу, так как связан честным словом. Нередко подследственные называли в качестве активных заговорщиков уже умерших товарищей и даже вводили следователей в заблуждение, называя никогда не существовавших лиц, как это сделал тот же И. Пущин, который, не желая назвать фамилию действительно принявшего его в Союз спасения Бурцова, показал о неком капитане Беляеве[362]. Следует признать, что в большинстве случаев тактика отрицания (полного или частичного) наиболее отчетливо прослеживается в первых по времени
ВД. Т. XIX. С. 205, 213.
ВД. Т. II. С. 206, 210, 229. Ср.: