Люди в погонах. Анатолий Рыбин
по кабинету, а когда тот произнес слово «упрощенность», вдруг налился багровой краской, крикнул:
– Хватит! Все ясно. Ваши действия неблаговидны. Вы решили зачернить хороший батальон.
– Я ничего не решал, – спокойно ответил комбат. – Хочу лишь сказать, что в батальоне с огневой подготовкой дело обстоит…
– А я не хочу вас больше слушать, – оборвал его полковник. – Мне лучше известна огневая подготовка батальона. К тому же вы могли поставить вопрос о переносе стрельб, если видели, что люди не готовы.
– Да, мог, – сказал Мельников.
– Но не сделали этого. Предупреждаю вас!
– Я прошу, чтобы вы меня выслушали до конца, – сказал Мельников, держа в руках план стрельбища.
– Хватит! – окончательно разъярившись, крикнул Жогин. – Идите!
Мельников ушел. Спустившись со штабного крыльца, остановился, подумал: «Ситуация получается неприятная. – Он потер ладонью горячее лицо и громко вздохнул. – Теперь, конечно, у полковника аргументы веские. Соболь тоже не спроста намекал насчет ответственности. Могут и другие так рассудить… Да, но все же огневая подготовка в батальоне слабая, и никакие переносы стрельб не помогли бы исправить положение».
Постояв еще немного, Мельников медленно пошел к стоявшей за изгородью машине.
От командира полка Мельников поехал в батальон. Ему казалось, что там он быстрее избавится от горького противоречивого чувства, которое терзало его. Отпустив шофера, он прошел в казарму. Солдаты на низком длинном столе чистили оружие. Вид у всех был утомленный, хмурый. Даже появление комбата не вызвало на их лицах оживления.
– Что ж это вы приуныли, товарищи? – спросил Мельников, стараясь держаться как можно бодрее. – Воли нет у вас, что ли?
Солдаты молчали. Потом кто-то вполголоса промолвил:
– У нас вроде похорон сегодня, товарищ подполковник. Славу собственную в гроб заколотили.
– В гроб, говорите? – Мельников остановился и задумчиво прищурил глаза. – Ну нет, настоящая слава не умирает. А уж если умерла, значит, хилая была слава и жалеть ее не стоит.
Но солдаты по-прежнему молчали. И Мельников понял, что зря заговорил он сейчас с ними о стрельбах. Уж слишком свежа была в их сердцах рана. Немного подумав, он сказал уже мягко:
– Ничего, товарищи, не отчаивайтесь. Люди вы мужественные, закаленные.
Мельников хотел продолжить эту мысль, но тут он приметил в глубине казармы двух солдат, которые чистили автоматы не на общем столе, как все, а на табуретках, возле самых коек. Мельников подозвал старшину и спросил:
– Почему некоторые ваши подчиненные нарушают установленный порядок? Этак они скоро на постели с оружием заберутся.
Бояркин порозовел от неловкости и досады, но ответил, не дрогнув ни одной жилкой:
– Виноват, недосмотрел… ну я сейчас, товарищ подполковник, приведу их в чувство… – И он крикнул грозно, на всю казарму: – Архипов, Зозуля!.. Взять автоматы и шагом марш к столу. Живо!
– Это Зозуля там? – удивился комбат.
– Так