Армагеддон. 1453. Крис Хамфрис
его турецкими и европейскими рекрутами соответственно. Каждый склонялся и целовал руку султана, избегая его взгляда. Мехмед смотрел, как они возвращаются к своим фракциям. Старые быки, думал он. С иссякшим семенем. Мычащие о мире.
Он приберег совсем другую улыбку для двоих мужчин – Гепарда и Медведя, – которые подошли следом. Заганос был албанцем, обращенным, более ревностным в вере, чем большинство рожденных в ней; худощавый, быстрый, молодой, честолюбивый. Другой мужчина был огромным и тоже удачно прозванным. Балтоглу, болгарин, бывший пленник и раб, принявший ислам лишь ради быстрого возвышения; его навыки войны на море были под стать той жестокости, с которой он воевал. Они работали в паре – союз молодых балканцев против старых анатолийцев.
Эти двое отступили, и подошел последний – Имран, ага янычаров. Короткий поклон, такой же поцелуй, быстрый уход. Между ним и султаном было мало любви, ибо Имран до мозга костей был человеком Мурада. Но Мехмед, наблюдая, как этот человек встает строго посередине между лагерями войны и мира, вместе с неопределившимися, знал: его можно убедить. В слишком долгий мир янычары начинали беспокоиться и доставлять хлопоты. Как и гепарды, они нуждались в охоте.
Мехмед посмотрел на всех, кто его приветствовал, на прочих, стоящих в основном посередине, – и внезапно он почувствовал неуверенность. Что он собирался сказать? В каком порядке? Султан обернулся… прямо за ним стоял Хамза. И, встретив взгляд советника, он вновь обрел уверенность. Когда же Мехмед взглянул на поднятые к нему лица, отыскал тех, кого должен убедить или превозмочь, он увидел, что отметил всех. Грязь, оставшаяся у него на руках, сейчас была на этих лицах. Его великий визирь стирал рукавом песок с губ. Это заставило Мехмеда улыбнуться – и тогда он заговорил.
– Владыки горизонта, – сказал он, снимая серебряный шлем, – паши земель, что простираются от гор Тартар до морей греков, объединенных под Аллахом, хвала Ему…
Он приумолк, пока звучало ответное «Хвала Ему!», потом продолжил:
– Приветствую вас, владыки, у конца и начала истории!
Часть мужчин, уже примкнувших к нему, разразилась ответными криками. Большинство молчало. Султан поднял руку, и все разом стихли. Уже тише он продолжил:
– Вы знаете, почему мы собрались здесь. И раз уж это не тайна…
Он обернулся к Хамзе, кивнул, проследил, как его советник исчезает в глубине шатра.
– Позвольте напомнить вам, где мы стремимся победить, почему мы стремимся и как. Позвольте мне выкрикнуть имя, чтобы оно достигло ушей Бога, как дань, как молитва.
Мехмед запрокинул голову и выкрикнул:
– Константинополь!
Затем он опустил голову и тихо повторил:
– Константинополь. Мы зовем его Красным Яблоком. Сколько раз сыны Исаака вставали лагерем под его стенами, ожидая, что этот сочный плод упадет им в руки? Люди, собравшиеся здесь, помнят, как мой дед, чье имя я ношу с честью, складывал свои шатры и уходил от этого приза. Мой собственный отец, Мурад, несравненный воин, не смог срезать этот плод с дерева. Так почему