Приключение жизни Виктора Ивановича Мочульского, описанное им самим. В. И. Мочульский
фельдмаршала с головы до ног взглядом, затем поднял нагайку, с силой ударил свою лошадь и ускакал. Паскевич ничего не сказал, но было видно, что командующие не ладят друг с другом. Граф Толь слишком хорошо знал, что император Николай приказал Паскевичу не отклоняться от плана Дибича, составленного самим Толем.
Впрочем, этот последний очевидно обладал гораздо белее выдающимся военным талантом, чем фельдмаршал. Но столь доблестный и благородный человек имел, однако, обыкновение подзывать своих адъютантов свистом. Один из моих товарищей не обращал на такие посвистывания никакого внимания и откликнулся только тогда, когда граф позвал его по имени и спросил, хорошо ли он слышит. «Я думал, свистом зовут только собак», – ответил адъютант.
С остальными генералами граф Толь обращался с бесцеремонной наглостью, что было неудивительно – ведь он видел их всех насквозь.
Во время нашего семидневного пребывания в Nadorschye в войсках началась эпидемия холеры. Эта болезнь была прежде нам не знакома, и многие из её жертв погибли, что значительно ухудшило общий настрой в армии. Когда зараза настигла и меня, я пошёл в лес искать насекомых, отчего изрядно пропотел. Затем, придя в дом, я выпил чаю и уже на следующий день был совершенно здоров. С этого дня я вновь занялся коллекционированием насекомых.
В Nadorschie прямо посреди лагеря у меня украли лошадь, которую я купил ещё в Седлеце вместе с бричкой. То была маленькая, невзрачная крестьянская кобыла. Она стояла вместе с пятью другими, гораздо более дорогими лошадьми у одних яслей. Но вор решил стащить именно её. Позднее я узнал, что мою кобылу отвели тому самому еврею из Седлеца, который продал мне её в начале кампании. Сделано же это было потому, что он весьма ценил выносливость и силу своей лошади и считал её особенно подходящей для перевозок контрабанды.
Всеобщий ропот в войсках и неизменное упорство графа Толя поколебали, наконец, нерешительность фельдмаршала и мы повернули на Варшаву. Разведчики провели рекогносцировку укреплений города, и, кроме того, все офицеры, состоящие при генеральном штабе, были созваны, и те из них, кто ранее жил в польской столице рассказали всё, что помнили о её зданиях.
Дозорные с вражеских шанцев уже настолько привыкли к нашим объездам, что однажды даже не сочли нужным стрелять в нас, и мы смогли подъехать к укреплениям очень близко. Но на ночь нам не удалось вернуться в штаб-квартиру, и мы были вынуждены искать пристанища около самых форпостов, что было не слишком заманчивым. Потому некоторые из наших товарищей задумали провести ночь в деревне немецких колонистов, которая лежала вдалеке от наших передовых караулов. Однако эти колонисты отказались дать нам приют, потому что селение было видно из Варшавы как на ладони. Поляки могли быстро добраться туда и, пользуясь неожиданностью своего вторжения, поставить под угрозу существование колонии.
Наконец один хозяин решился дать нам, казакам и лошадям приют в амбаре, где мы приготовили себе ужин, поели