Тайны Нью-Йорка. Вильям Кобб
имеет вид груды мусора и камней. Она заканчивается кварталом Бродвей, великолепные дома и роскошные магазины которого тянутся в бесконечную даль и здесь же, с угла церкви Троицы, восхищенному глазу открывается «Река Востока», усеянная кораблями, испещренная их стройными мачтами и дымящимися трубами пароходов.
Около Малого Казначейства обращает на себя внимание богатый двухэтажный дом. Его высокие остроконечные окна закрыты шторами. Четыре широкие ступени ведут к подъезду. Первый этаж украшен фронтоном, поддерживаемым колоннами с коринфскими капителями.
Черная мраморная плита, укрепленная четырьмя золочеными болтами, красуется у двери. На ней видны следующие слова: «С. Б. М. Тиллингест – Банк Новой Англии».
Имя Тиллингеста очень известно. Его подпись принимается всеми, и он пользуется большим кредитом. Одним взмахом карандаша в своей записной книжке он решает вопросы процветания или упадка других банкирских домов. Дом же его – храм, воздвигнутый торжествующей спекуляцией.
В одной из комнат первого этажа сам Тиллингест лежит на кушетке, бледный, с лихорадочно горящими глазами. Его бледные губы конвульсивно подергиваются. Возле него стоит за пюпитром поверенный, который пишет под диктовку и передает банкиру один за другим листы, заполненные цифрами.
Тиллингест умирает. Два часа тому назад его осмотрел доктор и на настоятельный вопрос о его болезни ответил, что смерть последует не позже чем через сутки.
Банкир улыбнулся. Смерть для него – тот же вексель, подлежащий уплате, – вот и все…
– Продолжайте, – сказал он поверенному сухим голосом, – граф д’Антони, Кравель и компания…
– Сто двадцать тысяч долларов.
– Хорошо. Прибавьте к пассиву. Что еще? В Олбенский банк?
– Семьдесят пять тысяч…
– Хорошо. В Филадельфию?
– Двести пятьдесят шесть тысяч…
– Хорошо…
– Итог?
– Вот он.
Сухой смех вырвался из груди умирающего.
– Семь миллионов семьсот восемьдесят тысяч долларов… М-да… трудно, очень трудно!..
В эту минуту послышался с улицы скрип саней. Лошадь остановилась под окном банкира.
– Мисс Эффи приехала, – сказал поверенный.
– Наконец-то! – воскликнул Тиллингест. – Идите, я должен остаться один…
Он прислушивается. По лестнице идут… Легкие шаги принадлежат дочери банкира, мисс Эффи Тиллингест.
Она открывает дверь.
За ней двое слуг вносят человека, голова которого закатилась, а руки неподвижно повисли. Это Бам.
Тиллингест взглянул на пьяницу, которого положили на ковер и который стал ворчать…
Слуги по знаку банкира вышли.
– Вот, папа, – сказала, смеясь, Эффи, – имею честь представить прелестнейшего мистера Бама!
Наступила минутная пауза.
Эффи стояла перед отцом, сложив на груди руки и высоко подняв голову.
Тиллингест улыбался. Он как будто гордился смелостью своей дочери.
Картина была странная.
Банкир лежал на своей кушетке. Черты