Добрые люди. Хроника расказачивания. Петр Панкратов
Катя повернулась на восток:
– Господи Иисусе Христе, сыне Божий! Слава Тебе, слава! Услышал молитвы мои, – она сотворила крестное знамение забинтованной рукой.
– Пойдёмте, казаки, в стряпку, я вас угощу с радости великой.
Мария Фоминична, по указанию Кати, поставила на стол бутылку и закуску: соль, баранину и хлеб. Выпили, закусывая, разговорились:
– Встречать поеду я, – сказал Иван Семёнович.
– Ещё две телеграммы из Балашова. Идут из госпиталя наши казаки-будёновцы, а как и на чём жёны их будут встречать?
– Иван Семёнович, надо готовить большую арбу. Ты заберёшь из Михайловки всех, кто к нам, а я с Марией Фоминичной сготовлю харчей на всех на три дня. Иначе как Христина Тимофеевна встретит своего мужа Ивана, когда ей и поехать не на чем, и одеть-обуть нечего. Когда очнулась от тифа, встала сама грязная-мазная, вонючая и четыре трупа рядом: двое детей и мать с отцом. Перины и одеяла попрели, вшей в них – несметная сила. Сундуки разбиты и ограблены. Амбары разбиты. Припасов никаких. Только картошка-моркошка да свёкла на огородах остались. Капусту и тыквы поел бродячий скот. А скот поели красные солдаты. Солдат этих прозвали «саранчой», потому что их было очень много, они не помещались во дворах и всё уничтожали на своём пути. «Саранча» стояла в станице Прихопёрской чуть больше месяца, принесла тиф и разграбила, что могла.
Иван Семёнович обошёл получивших телеграммы и сказал им, что он один поедет и встретит всех, а Екатерина Ивановна даст харчей на всех на три дня. Когда харчи были сложены, Мария Фоминична обратилась к Екатерине Ивановне:
– Да вознаградит тебя, Катя, Господь за твои дела, – и перекрестилась на угол с иконами. На другой день, утром, ещё до восхода солнца Иван Семёнович выехал со двора.
На следующий день Иван Никитович привёл во двор к Кате девушку, чуть больше среднего роста, черноволосую, с белым красивым лицом, бедно одетую. На ней был чёрный шерстяной платок, на плечах висел ватный мужской пиджак большой по размеру, заплатанный в нескольких местах. Юбка была суконной, заплатанной и заштопанной. На ногах – старые стоптанные мужские чирики. Иван Никитович дорогой наставлял девушку:
– Будешь работать усердно, будешь подчиняться, – накормят, напоят, оденут, обуют и с собой дадут. Вот помни моё слово. Это семья за гражданскую войну потеряла двенадцать человек, а хозяйство соблюла почти полностью. До тебя у них работала девушка. Проработала полгода и вышла замуж, а получила за год, и сверх того Екатерина Ивановна дала невесте, как дочке, выходящей замуж всего да всего: и перину, и подушки, и одеяла всякие. Даже узел собрала для новорождённого.
– Спасибо, Иван Никитович за науку, – сказала девушка.
Иван Никитович открыл калитку Долговых и увидел во дворе Катю, идущую из стряпки в дом.
– Сестричка, здравствуй. Вот помощницу тебе привёл. Девушка грамотная из хорошей семьи.
– Здравствуй, братец. И ты, девушка, здравствуй. Как тебя зовут?
– Дарья