Должники. Татьяна Лунина
расписались. Любила его страшно, до потери сознания. Бывало, проснусь среди ночи и думаю: Господи, если ты есть, спасибо тебе большое за все! – Инна Викторовна помолчала, затем добавила с грустной улыбкой. – Видно, за это «если» и поплатилась… В роддом муж еще успел меня отвезти, а вот забрать не смог. Забирали моя мама и комполка, в котором Сережа служил. Хороший мужик был Иван Романович, настоящий. Только не повезло ему, и трех дней не прошло, как полк принял, а тут такое ЧП, – она взяла «Белочку», развернула обертку с симпатичным зверьком на картинке, удивленно посмотрела, как будто не понимала, зачем ей это, снова завернула и бросила обратно в целлофановый пакет с пестрой блестящей кучкой. Молодая учительница машинально отметила его ценность: с такими фантиками лет пятнадцать назад можно запросто было считаться первой богачкой двора. Инна Викторовна бросила взгляд на часы. – Что-то именинник мой запаздывает. Наверное, опять не могут договориться, кому собаку выгуливать. Представляешь, приобрели пса, а гулять с ним некому. У одной – две школы, музыкальная и обычная, у другой – работа, у третьего – сплошные полеты. Говорила им: не берите! Животное – не игрушка, времени требует, забот. Так разве ж послушают?
– Инна Викторовна, а почему муж не смог вас из роддома забрать? Заболел?
– Может, еще чайку? Водки нет, давай хоть чаем за сына моего чокнемся?
– Чаем нельзя, плохая примета. И, если честно, я, кажется, начаевничалась на год вперед, сейчас булькать начну.
– А ты в приметы не верь, ерунда все это. Верь лучше в свои силы и в того, кого любишь, – Инна Викторовна замолчала, прислушиваясь к шагам за дверью. Кто-то протопал мимо учительской, и снова все стихло. – Скоро перемена. Тонечка, не сочтешь за труд вымыть чашки? А конфеты забери себе, ладно? Мне все равно шоколад нельзя, печень пошаливать стала. Так о чем ты спрашивала?
– Вы говорили, муж не смог приехать за вами в роддом. Почему?
Инна Викторовна устало вздохнула – так вздыхает учитель от непроходимой тупости ученика.
– Разбился он… Что-то у них там с мотором стряслось, а катапульта не сработала. Мне потом объясняли, но я же не понимаю в этом ничего. Абсолютная техническая тупица.
– Вы не тупица. Простите меня, я не знала.
– Откуда тебе знать? Я обычно о своей жизни никому не докладываю. Это в первый и, надеюсь, в последний раз разоткровенничалась. Не люблю, когда жалеют. Нет мужа – и нет, но почему – кому какое дело?
– А ваш сын пошел в летное, потому что старался быть таким, как отец, или просто романтики захотелось? Вы не пытались его отговорить?
– Пыталась. Да только Лешка мой весь в отца: что решил – не собьешь.
– И неужели у вас больше никого не было за всю жизнь? – вырвалось неожиданно у Антонины. – Ох, простите меня, Инна Викторовна! Наверное, это очень бестактный вопрос, извините.
– Никогда не извиняйся за то, в чем нет твоей вины, Тонечка. Вопрос вполне естественный, я бы тоже спросила.
– Вы красивая и еще совсем не старая,