Москва, 1941. Анатолий Воронин
В лагере школьники практически изучат устав внутренней службы Красной Армии, караульную службу. Большое внимание будет уделено физической и строевой подготовке. За полтора месяца пребывания в лагере учащиеся спецшкол хорошо закалятся».
Воскресенье 22 июня началось в субботу, 21-го
«21-го днем к нам зашла жена Федина – Дора Сергеевна и с ужасом на лице сказала, что вот-вот будет война с Германией, – писала в своих воспоминаниях Зинаида Пастернак. – Как ни невероятно это звучало, но мы встревожились. Вечером я уехала из Переделкина с ночевкой в город… В городе я зашла вечером к Сельвинским и рас сказала им про слухи о войне. [Илья Львович] Сельвинский возмутился и назвал меня дурой. По его мнению, война с Германией совершенно не допустима, так как недавно с ней заключен договор».
Сын Марины Цветаевой, 16-летний Георгий Эфрон, почти каждый день делал записи в своем дневнике. Очень многие из них касаются бытовых подробностей московской жизни, которые дают нам возможность почувствовать те дни. 21 июня он, в частности, пишет: «Сегодня противная погода. … В конце концов, плохая погода немного освежает воздух, но противно все же».
Хотя существует распространенное мнение, что вечером в субботу, накануне войны, в московских школах проходили выпускные вечера, никаких официальных документов, газетных статей или дневниковых записей об этом событии найти не удалось[6]. Действительно, на предшествующей неделе закончились экзамены и шло вручение аттестатов, но оно проходило в разные дни.
Георгий Эфрон – родился под Прагой, вырос в Париже, жил в Москве, погиб при освобождении Белоруссии
«Когда я в субботний полдень 21 июня 1941 года подъехал к посольству, мне пришлось оставить машину на улице, ибо во дворе посольства шла какая-то суета. Вверх поднимался столб дыма – там, видимо, что-то жгли. На мой вопрос, что там горит, "канцлер" Ламла ответил "по секрету", что ночью он получил из Берлина указание уничтожить оставшиеся в посольстве секретные документы, за исключением шифровальных тетрадей, которые еще понадобятся. И поскольку уничтожить документы в печах посольства оказалось не под силу, ему пришлось по договоренности с послом развести во дворе костер. Через два часа все будет кончено, и я смогу снова поставить машину во двор», – писал в своих воспоминаниях бывший сотрудник немецкого посольства Герхард Кегель. К этому моменту он уже работал на советскую разведку и, поняв, что нападение произойдет буквально через несколько часов, экстренно связался с куратором «Павлом Ивановичем Петровым» и вечером сообщил о своих опасениях.
К этому времени Молотов уже вызвал германского посла Шуленбурга, которому вручил копию заявления по поводу нарушения германскими самолетами нашей границы. Шуленбург начал спорить, что ему об этом ничего неизвестно и что границу нарушают советские летчики. Молотов со своей стороны указывал на разный характер нарушений, например, на то, что немецкие самолеты залетают
В ряде «немосковских» воспоминаний указываются даты 21 и 22 июня.