Москва, 1941. Анатолий Воронин
появилась запись: «6.10 утра. Возвратился посол… проводится инструктаж комендантов жилых домов посольства, им сообщается, что следует делать их жильцам: собрать по два чемодана и ждать дома дальнейших указаний и т. д. Те, кто живет в гостиницах или отдельно в городе, вызываются в посольство… Телефон все еще работает. Выходы из посольства еще не перекрыты, можно беспрепятственно передвигаться по городу».
День 22 июня
Но скоро все стало намного жестче. Борис Рунин (он, как и Мария Белкина, только в прошлом году закончил ИФЛИ), также пошел к посольству вместе с Михаилом Матусовским и Маргаритой Алигер. Там они стали свидетелями того, как к посольству подвозили сотрудников германских учреждений и буквально насильно заталкивали на территорию.
Дневник германского посольства: «21 час. … части сотрудников разрешено переселиться в так называемый польский дом на на улице Спиридоновка. Туда отправляется группа из 34 человек под руководством генерала, их сопровождает многочисленная охрана. Оставшиеся устраиваются на немногих имеющихся диванах, кушетках и прямо на полу». Польский дом – здание бывшего Польского посольства на улице Спиридоновка, дом № 30. Это облицованное черным гранитом здание было построено Иваном Жолтовским в 1912 году для купца Гавриила Тарасова и воспроизводит итальянский дворец XVI века в Виченце. Сейчас в нем находится Институт Африки РАН.
Защитивший в 1940 году докторскую диссертацию Николай Александрович Фигуровский, живший в ту пору в аспирантском общежитии АН СССР на Малой Бронной, вспоминал: «В начале большинство людей, которых я видел, было даже более или менее спокойны, почти все полагали, что столкновения войск на границе чисто случайны и скоро закончатся. Однако по прежнему опыту все знали, что для мирных жителей война может означать нехватку самых необходимых продуктов, а может вызвать голод. Поэтому утром после объявления по радио мы с женой отправились в ближайший магазин, чтобы купить сахару и крупы». Как утверждает в своих воспоминаниях Георгий Попов – одним из первых решений было ограничение продаж продуктов и выдачи денег в сберкассах.
«Война, по-моему, встречена хорошо: серьезно, спокойно, организованно. Конечно, покупают продукты, стоят очереди у сберкасс, которые выдают по двести рублей в месяц, но в общем все идет нормально. О войне узнали некоторые москвичи раньше: в 2 часа ночи некоторые слышали немецкое радио и речь Гитлера о войне. Они успели взять вклады в кассе», – записал в своем дневнике литературовед Леонид Иванович Тимофеев.
«С началом Отечественной войны большинство населения считали, что война продлится от 1 до 3 месяцев и будет напоминать Финскую», – вспоминает о настроениях первых дней Галина Галкина.
«В тот день вряд ли можно было встретить где-нибудь улыбающееся лицо. Мои родители еще волновались из-за того, что мама – немка, и папа умолял ее не говорить больше на улице по-немецки. "Почему? – возмущалась мама, – ведь я же против фашистов!"» – записала позднее в своих «Воспоминаниях»