Так любят люди. Андрей Максимов
это не измена. Нет. Просто Ленка – добрый человек. Бывают же такие люди, как думаете?
Вот она тоже: увидела, что мне это неприятно, и сказала, что не будет такого больше никогда. Все.
– А камеры вы убрали?
– Зачем? Перевесил на другое место. Они – скрытые, незаметные совсем. Но ничего на них нет. Ленка слово свое держит.
Спасибо, что выслушали. Вот рассказал и понял: нет, не измена это. Неприятное такое происшествие. Ага. Но не измена. Точно: не измена.
Я ничего не понимаю в любви.
Если бы я понимал в любви, я бы не ходил сейчас по своей квартире в абсолютно не гордом одиночестве и не вел бы бесконечных разговоров про любовь с самим собой.
Я бы жил с женой. И мы бы с ней сидели вечером при выключенном телевизоре, выпивали бы чего-нибудь помаленьку и говорили бы о чем угодно, но только не про любовь.
Потому что, когда любовь есть, о ней не умничают – ею живут.
Любовь – море. Прыгнул – плыви. Чего рассуждать?
Если человек плывет в море и размышляет, скажем, о том, как бы лучше преодолеть набегающую волну или как правильней грести руками-ногами, – он утонет. И все тут.
Либо размышляешь, либо плывешь.
И третьего не дано.
Я хожу по квартире, курю, конечно, выпиваю чуть-чуть, и думаю о том, что в юности любовь – это соревнование. И с окружающими, и с самим собой.
Я отчетливо помню тот день, когда стал мужчиной. Моя первая любовь была старше меня на девять лет.
Она была очень умелой, и я сразу понял, что такое счастье в любви.
Ее звали Ольга. С шестнадцати лет я ненавижу женщин с этим именем.
Впрочем, ненавидеть я стал позже.
В день, когда я стал мужчиной, я вышел на улицу и подумал, что теперь я такой же, как все. Я теперь ничем не отличаюсь от этих нормальных, взрослых людей.
Мне было тогда шестнадцать лет, и я не подозревал, что все самые ужасные ужасы в жизни будут у меня связаны именно с любовью, в которой я ничего не понимаю.
Я тогда в любви плыл. Потому что, если впервые в жизни поплыл тут – все очень нравится: и вода не кажется соленой, и волны радуют…
Но вот однажды мне показалось, что наши отношения с Ольгой стали походить на выцветшие обои на родительской даче: картинка вроде есть, а яркости и радости нет.
И тогда я придумал самый дурацкий вопрос, который только может задать мужчина женщине. Вопрос этот я потом задавал сотни раз, и он ни разу не привел ни к чему хорошему.
Но я все равно его задавал. Потому что ничего не понимаю в любви.
Я спросил Ольгу:
– Ты меня любишь?
Она посмотрела на меня тем взглядом, которым, наверное, смотрит киллер прежде, чем произвести выстрел.
И ответила:
– Я не понимаю, что такое любовь. Я понимаю, когда с человеком плохо и когда с человеком хорошо. Мне с тобой плохо.
И она отвернулась.
Мир рухнул.
Этот ее ответ я потом много раз использовал, расставаясь с женщинами. Хороший выстрел. Контрольный уже не требовался.
Поединок