Погибель. Алексей Николаевич Наст
долго молчал, покачиваясь взад– вперёд.
–Хочу покарать врага твоими руками.
–Кого?
–Не бойся, не русского. Монгола. Укажу. Его убьёшь.
–Зачем мне это?
–У тебя нет выбора.
–Выбор всегда есть. Ты говорил мне, тогда, в Руме, что монголы не мыслят воевать с Русью, но вы тут, земля моя горит, народ мой гибнет. Помогать я тебе не буду. Можешь казнить.
Аян сухо посмеялся.
–Орусуты не понимают доброго отношения. Эй, караульный!
В шатёр заглянул покрытый инеем туленгит. Аян указал на пленника.
–Выбросить на мороз.
В шатёр вбежали воины, пнули Семёна влицо, подхватили под руки. Его вылокли на улицу, бросили в снег. Вокруг стояли юрты, бродили караульные – городская площадь. Крики и вопли с окраин оглашали морозную тишину – насилие и казни не прекращались даже ночью. Чёрный от копоти Успенский собор стоял с настежь распахнутыми воротами, в него входили и выходили татары, таская утварь. Чуть в стороне лежали тела задохнувшихся в храме княгинь, служек, вотчинников.
Семёна начала колотить дрожь. Постанывая, он сел, сжался. Он замёрзнет. Такая ему смерть. А в глазах стояла Гашка, забытая жена с сыновьями, словно выписанная на иконе.
Перед Аяном бросили белого, дымящегося холодом, пленника. Он подтащил его к очагу.
–Упорный орусут, плохой орусут.
Сначала орусут не шевелился, но потом начал приходить в себя.
«Просто так ты не подохнешь. Я вытащил тебя из ада не для того, чтобы заморозить», – зло размышлял Аян, наблюдая, как бьёт дрожью согревающегося.
Через час, когда рассвело, Семён осмысленно посмотрел Аяну в лицо.
–Я не хочу причинять тебе боль, Семён. Но пойми меня. Тогда, в Руме, ты клялся, что будешь благодарен мне за спасение твоего брата. Теперь я прошу того же – спаси моего брата. Убьёшь нашего нойона, спасёшь мне брата и тысячи жизней своих соплеменников – он умелый военачальник.
Семён упорно покачал головой.
–Врагам не помогаю.
–Значит, я враг. А мне казалось, мы до сих пор друзья. С врагами у нас поступают иначе.
Аян позвал туленгитов, велел скрутить Семёну руки за спиной, прижать его к полу, задрав голову, чтобы он мог видеть происходящее. В шатёр втолкнули Наталью.
–Она заплатит за твоё упрямство.
Семён дёрнулся.
–Нет! Отпусти её! Отпусти! Слышишь?!
–А ну, скрутите её! – приказал Аян туленгитам.
Воины вцепились в молодую женщину, нагнули её головой к полу. Она завопила, что есть силы, задёргалась.
Аян усмехнулся. В нём пробудилось желание. Подойдя к женщине, он стремительно разорвал на ней одежду. Она кричала, билась в сильных руках воинов. Хрипел и плакал, прижатый к полу, Семён.
Аян обхватил её за талию и стремительно вошёл в неё. Истома охватила, он начал лихорадочно бить своим телом, вколачивая твёрдый член в горячее лоно. Все вокруг слилось в страшный вопль горя. Эмоции рвали мозг. Он не выдержал, закричал, выплёскиваясь:
–Якши! Якши! Якши!
Бату отогнул полог шатра, шагнул внутрь и замер. Аян насиловал орусутку на глазах её мужа. Оглянувшись на Орду, повернул обратно. Молча