Последний сеанс. Дарья Викторовна Чаликова
Сева все понимает.
Потом он встречает вдруг ее и ощущает, что в его сердце нет больше ненависти, а только одна жалость. Жалость, к этой старой убогой жирной дуре. Он говорит ей:
– Ты…
И она тоже все понимает.
Но не было ни одного дня, когда бы Артем не пил. И ни одного утра, когда бы он не чувствовал похмелье. Какие уж тут практики:
– Ничтожество, ноль, слабак… Бутылки бы вынес – вот тебе и очистительная практика! – пояснил тот, что в голове.
– Давно хотел спросить тебя, норди… – отец проводил взглядом высокую брюнетку в шляпке. Ее легкий изящный чемоданчик скользил за ней, как диванная собачка. – Ты достаточно спишь с женщинами? Я знаю, ты много работаешь. Это похвально, но молодому человеку необходимо спать с женщинами, – закончил отец, поднял брови домиком и с шумом, не вынув ложку из чашки, отхлебнул сладкого чаю.
– Все дело в поганой квартире, – догадался Артем. Мне не освободиться, пока я живу здесь.
Эту квартиру купила ему она. Сделала ремонт и выбрала мебель тоже она. Артем решил продать квартиру, купить другую на свой вкус, чтобы на свой вкус в ней жить. С квартирой дела пошли немного лучше. Этой игрой он развлекался больше недели и даже меньше пил. Он позвонил в первое попавшееся среди рекламных объявлений агентство. Разговором с риэлторшей остался доволен. Голос у риэлторши был привлекательным, мягким и низким. При встрече оказалось, что сама она тоже – вполне себе. Звали ее немного странно – то ли Жанна, то ли Анфиса.
Задница у Жанны оказалась превосходной – большой, круглой, молочно-белой, очень гладкой. Перед дверью она обычно долго подбирала ключи от нужной квартиры из огромной тяжелой связки с желтыми бумажными ярлыками. Анфиса разворачивалась лицом к стене. Артем стягивал с Анфисы джинсы, как гармошку, вместе с трусами, одним движением вниз, до упора в меховую опушку ботинок, и, вдохновляясь лишь молочно-белой мякотью задницы, старательно сопел. Потом они недолго ходили по пустой квартире, мерили шагами метры, задирали головы, рассматривая потолки, стучали по стенам и расходились у подъезда, повернувшись друг к другу спинами. Так было раза четыре. Может и пять. Потом Жанна звонила ему – утром и вечером, но Артем не взял трубку. Она позвонила с незнакомого номера, и он ответил, что уже нашел квартиру.
Отец обнял Артема на прощание:
– Я всегда говорю матери: нам было тяжело оплачивать его проживание в Москве и учебу в течение пяти лет, но он оправдал все наши вложения. Мы гордимся тобой, норди!
Артем едва выдержал три дня, что отец был с ним в Москве. Он считал часы и минуты до его отлета. Казалось, он не мог дышать рядом с отцом. С трудом выносил их медленные прогулки по Москве, длинные вечерние рассказы о родственниках – обо всех Артемовых дядьях, братьях, троюродных, четвероюродных, которых Артем и не помнил уже. Он думал, что приехав из аэропорта один, с облечением вздохнет.
Артем вернулся, поставил машину на парковку, вошел в пустую свою квартиру,