Мерцание светлячков. Анастасия Александровна Дюльдина
ведь это было нелегко, учитывая, что мы из разных команд, да что там – из разных стран! Но преград для нас не было – мы могли преодолеть любое препятствие, ведь все делали вместе…
Глаза нестерпимо жгло от нахлынувших эмоций. Скомкав в руке твою записку, я медленно осел на промерзлую землю. Чувствовал, как по щекам потекли слезы, но не стал их вытирать – это были первые слезы после… после твоего ухода.
На похоронах я не плакал. Просто не мог. Какое-то опустошение было, смешанное со ступором, в который я впал после известия о твоей гибели. Я не мог говорить, не мог изобразить на лице ничего, кроме каменного спокойствия. Ни единый мускул не дрогнул, ничего, кроме холода и отрешенности. И только в тот самый день, найдя твое письмо, я сорвался. Сначала эти крики, наполненные болью, отчаянием, гневом. А теперь эти слезы. Они очищали меня, успокаивали; пусть и ненадолго, но мне стало легче. Впервые я решил, что смогу дышать без тебя, не испытывая при этом чудовищного чувства вины.
Слезы капали на мои ладони, в которых я сжимал частичку тебя – эти строки, написанные твоей рукой, словно дыхание прошлого. Они были напоминанием о тебе. И я не хотел терять ничего, что было бы связано с тобой. Именно поэтому я спрятал измятый листок в карман. Теперь следующая остановка – наша песня. Я знал, что ты хотела сказать этими строчками. Слишком хорошо знал.
Я едва сдерживался, чтобы не улететь сразу, в тот же день. И плевать на гонки, плевать на все, лишь бы прикоснуться к еще одной твоей записке, почувствовать в ладони сухую бумагу, к которой прикасалась ты, ощутить кожей оставшееся после тебя тепло. Бред, знаю, но мне так было легче. Что еще мне оставалось, если не мечтать о том, что, как в фильмах, ты будешь жива – просто ошибка, ужасная и страшная ошибка. А на самом деле ты лежала в другой палате! Да, каждый вечер перед сном я мечтал о том, чтобы все вокруг ошиблись, а я верил бы в твое чудесное спасение!
Наша любимая песня… Я помню ее слишком хорошо, наверное, чтобы когда-нибудь забыть. Я мог бы пропеть все куплеты, даже, если разбудить меня ночью. Ты так танцевала под нее зажигательно, в том самом баре, куда…
Стоп! Тот бар, в следующем городе, принимающем этап. Значит, твое следующее письмо именно в нем? Под нашим столиком? Или ты попросила что-то передать с официантом? Но здесь был бы большой риск, учитывая, что работники могут меняться. Я почему-то решил, что стоит посмотреть именно за тем местом, где мы обычно сидели – отдаленное, относительно тихое, не считая музыки, ну и спрятанное от людских глаз. Нам не хотелось привлекать к себе лишнего внимания, хотелось побыть наедине. Я улыбаюсь, вспомнив, что один раз ты не выдержала и все-таки пустилась в пляс, когда услышала свою любимую песню… которая впоследствии стала и моей любимой.
Я не ошибся. Наш бар работал, а вот официанты были другие. Значит, ты сделала что-то иначе. Может, под столик прикрепила? Быстро направился к нашему месту, сел и заказал кофе. Когда я остался один, то быстро пошарил рукой по дну стола – пусто, ничего. С моих губ готов был сорваться разочарованный стон, ведь только здесь могло