Тихая Химера. Светлячок. Очень маленькое созвездие – 2. Ольга Апреликова
не мог лететь, ведь голова, должно быть, раскалывалась… Да еще и голодом морили… Врач осторожно умыл его, потом сменил воду и вылил в нее бутылку антисептика:
– Пусть полежит, чтоб грязь отмокла… Поддержи ему голову… Нужны еще лекарства. Пойду приготовлю…
Пока он ходил, Ние, борясь с сочувствием и брезгливостью, поддерживал тяжелую большую головенку и осторожно отмачивал присохшую тряпку на худой руке. Звереныш молчал, закрыв глаза, и Ние все казалось, что он беззвучно плачет. Что ему очень больно, но он терпит эту боль молча, как терпят животные. Под бинтом обнаружилась рваная гноящаяся рана, не понять даже, чем нанесенная; врач только присвистнул и залил ее антисептиком. Ребенок дернулся, но не издал ни звука. Вильгельм сказал:
– Откладывать нельзя. Сейчас обработаю, потом отмоем его всего, и попробую зашить… Давай руку тоже придерживай.
Он быстро обработал рану обезболивающим, потом долго промывал, наконец залил какой-то пеной и велел:
– Не давай опускать руку в воду. Да что ж он такой грязный-то…
Они сперва попытались распутать и отмыть его сбитые в колтун, залепленные мазутом космы, но потом, сдавшись, долго и осторожно их стригли. Отмываемая коротенькая шерстка сперва показалась светло-мышиной, серенькой, но вдруг сквозь густую белую пену под осторожными пальцами врача мелькнуло черным. Сине-черным, глубоким, пугающим. Врач замер. Потом не спеша, аккуратно и нежно, промыл от пены колючие, очень густые волосы. Взъерошенная, клочкастая мокрая голова ребенка оказалась совершенно серебряной, отливающей металлом – только ото лба к затылку шла черная драконья полоска.
Они позволили себе переглянуться.
– Вот теперь все ясно, – сказал Вильгельм. – То есть неясно ничего… Вот он почему волосы себе мазутом выпачкал… Ваш?
Ние кивнул.
– Похож на Сташа, – заключил Вильгельм. – Один в один отлит.
Ние с недоумением посмотрел на тельце в грязной воде. Что позволило врачу сделать такое заключение? Как он вообще сопоставил этого заморыша и отца, могучего великана? Но полоска эта… Только у самого Сташа была такая же полоса на голове и у его отца Яруна. Ни у брата отца, Кааша, ни даже у других его детей такой полоски не было – сам Ние, первенец Сташа, так вообще был рыжим… Седая масть с редчайшей этой полоской темной обличала в больном измученном зверьке то самое волшебное и всемогущее чудовище. Предсказанное за тысячу лет, итог каторжного труда бесконечных поколений, невозможное, страшное, долгожданное. И – в единственном экземпляре. Второго такого больше не произвести на свет. Некому. Но какой теперь толк от всех этих предсказаний? Может, клонировать этого? Пусть отец сам решает, а пока главное – этого живым довезти.
Они два раза меняли драгоценную воду, молча отмывая ребенка. Вонь почти исчезла. Доктор становился все мрачнее и не торопился пускать в ход никакие свои спасительные медицинские