Благородная империя. Атеро Виртанен
женщина печально взглянула на Овура. – Он этого не видел.
– Это хорошо, если не видел, – сказал, медленно подходя, Ингрив, – слишком молодой еще. Повезло. У него все впереди.
– Я всегда мечтала о двойне, – Алген вытерла слезу. – Пока не поздно, я надеюсь.
– Поздно никогда не бывает, – улыбнулся тикку, – вот выберетесь отсюда…
– Если, Фуркум, – сказал Терну, – если.
Внезапно до них донеслись звуки перепалки. Один из заложников, мужчина среднего возраста, оттолкнул солдата от себя и что-то громко крикнул по-секкински.
– Что он говорит? – спросил Фуркум.
– Мы оккупанты, он нас ненавидит, – ответил лейвор.
Тем временем между солдатом и мужчиной завязалась драка: имперец толкнул заложника на землю, люди закричали. Алген закрыла глаза.
– Тихо, тихо… – попытался успокоить заложников Ингрив, но люди не слушали; внезапно в руке одного из них сверкнул нож. Выражение лица сержанта изменилось; солдаты, минуту назад непринужденно болтавшие с заложниками, теперь смотрели на них сквозь прицелы автоматов.
– Казнить всех, – холодно приказал Ингрив.
– Что?! – Фуркум посмотрел на него круглыми глазами. – Они же еще ничего не сделали!
– Третий принцип, – безразлично ответил сержант, – «презри жалость».
– Я думал, вы говорили, что семи принципам не нужно следовать! – отчаянно крикнул тикку. Остальные молча смотрели на их спор. – Это было пять минут назад! Что вдруг изменилось?
– Я этого не говорил, – неожиданно мягко сказал Ингрив. – Я сказал, что в битве ими можно пренебречь. Все ради победы.
– Но…
Прозвучал первый выстрел, за ним еще один. Люди падали на пол, заливая его яркой кровью. Рядовой Мурдикин с ужасом наблюдал, как заложников убивали одного за другим; зал ожидания заполонили предсмертные крики и плач. Терну глубоко вдохнул и достал из кобуры пистолет. Несколько мгновений он просто смотрел на него, стиснув зубы, и не знал, что делать.
– Терну… – едва сдерживая слезы, всхлипнул Фуркум. Лейвор взглянул на него и будто бы слегка опустил оружие; Алген открыла глаза, Шеркен увидел отчаяние и страх и сам вдруг ощутил себя на ее месте; руки тряслись, а палец не хотел нажимать на спусковой крючок.
– Я… – начал он.
– Исполняй, – раздражился Ингрив.
– Но…
– Пощадите, – прошептала Алген. – Что мы такого сделали, чтобы заслужить смерть…
– Неподчинение – измена, – глаза сержанта сверкнули гневом. – Презри жалость.
Терну снова посмотрел на друга, затем на женщину и на полковника. Шерсть встала дыбом, ему стало так плохо, что он решил, что сейчас не выдержит; тем не менее он собрался с силами, сглотнул и поднял пистолет.
– Sint himmur, riihore. Прости, брат, – сказал Терну. – Седьмой принцип.
Выстрел. Брызги горячей, липкой крови разлетелись во все стороны, пачкая Терну, Фуркума и даже Ингрива, а последний крик Алген потонул в океане воплей и стрекота автоматов.
Khory