Атаманы-Кудеяры. Николай Кондратьев
удовольствия, чем посещение дворов, особенно таких, как у бобыля. Однако скоро осмотр закончился. После ужина Юрша, утопая в обширной постели, подозвал Акима:
– Поезжай завтра домой, отец. А я седмицу отдохну, потом второе именье объездим. Передай поклон Агафье Сергеевне. Подарки захвати, всех одари, с приношением к стрелецкому голове сходи. Скажи, я просил до весны отпустить тебя. Возьми Захария с собой, насчет его тоже поговори, он нам тут очень нужен.
– Обязательно поговорю, – усмехнулся Аким. – Тут женихов мало, он уже девку облюбовал, глядишь, и женится.
– Видишь, а я не знал. Потом сходи в подворье митрополита, возьми книгу мою. На обратном пути из Москвы привези какую ни есть мягкую рухлядишку…
Обо всем наставление получил, а о Тонинском ни слова. Аким решился напомнить:
– А в Тонинское что отвезти?
На какое-то мгновение Юрша поморщился, как от боли:
– Незачем ехать туда, Акимушка.
– Как незачем? Ты что?..
– Отговаривал ты меня, отец. Поначалу сердился я, а теперь вижу, ты прав. Не пара я ей.
– Батюшка, Юр Василич! А как же боярышня? Ведь я не слепой: ты ей сильно по сердцу пришелся.
– Время излечит, Акимушка. И мне нелегко. Да как я боярышню сюда привезу с бабками, с няньками? Тут повернуться негде.
– Эк, о чем пригорюнился! У тебя и другое поместье есть. Дом там разваливается, это верно. Зато людишек много, да и мы не без денег. За лето хоромы отгрохаем!
– Прокофий не отдаст дочь за безродного.
– Государь обещал сватом пойти.
– Отдалился я от государя.
– Поправишься и сызнова приблизишься.
– Не будет того, чует мое сердце. Вроде как в опале я.
– За что опала? Опальным поместья и деньги не дают, а тебе смотри сколько отвалили.
– Чего ты меня терзаешь, Аким? Ты же знаешь, что жениться мне нельзя. Вдруг государю донесут. Сейчас о моей матери знают, кроме нас с тобой, еще двое, а то и трое, да по скитам, по монастырям… А узнает что Иоанн Васильич, он не только меня, но и жену мою не помилует. Вдруг дети пойдут, их, малолеток, тоже не пожалеет. Видно, судьба у меня такая, нужно в сторонку отойти, в монастырь податься. Федор – достойный муж для Таисии. Дай Бог им счастья.
Аким, потупившись, долго молчал, потом неуверенно сказал:
– А может, гроза стороной пройдет? Зачем от своего счастья отказываться? Государь твою службу знает, никому не поверит.
– Нет, не минует. Ему что-то известно. Помнишь, перед отъездом из-под Казани ко мне тысячник приходил? Дарственные деньги принес. А я его спросил: почему из всей тысячи только мою сотню на стены послали? Он ответил, что, мол, боярин перепутал: утром перед началом дела пришел и сказал, что государь приказал сотню Монастырского в самое гиблое место послать. А теперь, вишь, самые высокие наградные и сотнику и стрельцам. Ну а я мыслю так: не ошибся боярин. Государю что-то известно стало, вот он и решил избавиться от меня. Я тогда сразу почувствовал, когда у него был и про убийство Михаила говорил. Вот так-то,