Динамическая сущность характерологии В. О. Пелевина. Дмитрий Валерьевич Нечепуренко
Мистика в «Проблеме верволка в средней полосе» скорее не средство показать какой-то «чужой» мир, а просто ещё одна сторона мира своего. А само произведение – это уже настоящая, ярко выраженная пародия на человека и его представления о нечеловеческом мире:
«В общем, взаимодействие мира реального с миром нереальным у Пелевина совершенно иное, нежели у кого-либо другого. У него всё, что лежит за гранью сознания, не является изначальным. То есть всё, не относящееся собственно к человеку – лишь плод сознания этого человека, разгоряченного водкой или наркотиками. В результате мы приходим к выводу, что другого мира-то и нет. И мир божественный – тоже какая-то периферия мира внутреннего» [115].
Интересно следующее описание идеала писателя: это человек послереволюционной эпохи – «японец, прошедший полную смену внутренней системы идеалов, состоящий из пустоты, с которой он постоянно конфликтует. Перевёрнутость его сознания вполне оправдана – революция, гражданская война, разруха» [115].
В целом наблюдения большинства критиков о персонажах В. О. Пелевина носят поверхностный, неконцептуальный характер. Появление же таковых в их статьях зачастую носит случайный характер, критики часто дублируют друг друга, не внося ничего нового, слишком увлекаются банальным пересказом сюжета, называют уже известные типы героев: учитель, ученик. Можно выделить направления, по которым текла мысль исследователей при анализе персонажей произведений, относительно характерологии В. О. Пелевина. В одних случаях описывается какое-либо одно качество персонажа. Это либо черта характера, либо его социальная (видовая) принадлежность, образующая целый (повторяющийся) тип. Другие исследователи анализируют тот или иной художественный приём, создающий героя, его тип. Третьи обращаются к концептуальному (философскому) описанию функционирования героев, раскрывающему идею произведения.
Часть критиков останавливается на характеристике какого-либо одного качества, одной стороне персонажа, выделяя его (качество) без описания роли (функционирования) этого персонажа относительно этого признака в общей системе образов, философского содержания произведения. Прежде всего, отметим выделение критиками многообразия типов героев. Об этом говорят и С. Кузнецов, и В. Васютина, и Л. Рубинштейн и М. Визель, и А. Обыденкин. И. Роднянская, например, видит в Вавилене Татарском из «Generation ‘П’» пикаро, героя плутовского романа. П. Короленко улавливает общие моменты у пелевинского героя и у Печорина М. Ю. Лермонтова, указывает на схожесть организации произведений: «концентрическая» композиция книги с перепутанной хронологией. Н. Шилова увидела в главном герое Пелевина – «визионёра», а в романе «Чапаев и Пустота» соответственно такой жанр народного духовного чтения, как «видения».
Я. Шапиро выделяет «мифологические» (эзотерические) типы персонажей: Мардук, Иштар, Вотан с Локи, вервольфы с волколаками… Л. Каганов говорит об одухотворении окружающего