Простить нельзя помиловать (сборник). Юлия Лавряшина
надеяться, что нет. Но даже если… Ты ведь взрослый парень, правда? Ты справишься.
И подумал с тоской: «Какая чушь! Как он может справиться с этим? Маленький…»
Глава 6
Теперь нужно было как-то сжиться с этими холодными словами «компрессионный перелом». Мишка запомнил их сразу, хотя, в отличие от отца, еще не знал, что такое компрессия. Но он всегда жадно впитывал новое и откладывал в памяти даже незнакомое, чтобы потом посмотреть в энциклопедическом словаре. Интернету отец его учил не доверять…
Правда, в этот раз словарь не понадобился, потому что доктор в травмпункте все подробно объяснил. И еще сказал вещь настолько страшную, что у Мишки все свело в животе: нужно будет целый месяц лежать в больнице, не вставая и даже не садясь в постели. Лежать и лежать на твердом щите… Он взглянул на потолок, чтобы ни с кем не встречаться взглядом, и задержал дыхание, пытаясь справиться с тем, как предательски защипало в носу: смотреть на него целых тридцать дней…
– Ты одни только несчастья приносишь!
Сперва Мишка подумал, что отец сказал это ему, и весь съежился от чувства вины, которое на этот раз было ледяным и пробивало насквозь. Когда он понял, что эти слова предназначались матери, то тоже не испытал облегчения – так глубоко проник холод. Если б Мишка не онемел от него, то сказал бы, как отец несправедлив, ведь мама столько лет приносила им счастье. Зачем же говорить так, будто ничего хорошего совсем не было?
– Она же и тебя бросила, – как-то упрекнул его Стас. – На мужика променяла… Хоть бы он ее тоже бросил, чтобы она узнала!
Украдкой Мишка уже рассмотрел Матвея и пожалел, что ему это удалось, ведь раньше этот человек был абстрактным «мужиком», и воображение могло изгаляться над ним как угодно. А теперь уже никуда не денешься оттого, что у Матвея такие забавные, желтоватые волосы, и немного странные зеленые глаза, такие обычно ведьмам рисуют, и стрижка, словно у какого-нибудь певца, и улыбка, от которой тоже тянет улыбнуться.
Мишка старался не смотреть ему в глаза, чтобы Матвей не проник еще глубже. Туда, где теперь никому не должно было найтись места, кроме папы и брата. Ни тому, ни другому не нужно было знать, что там, рядом с ними, еще и мама…
Она хотела остаться с ним в палате, но отец отослал ее за вещами, которые Стас уже должен был собрать. Не стесняясь бывшего мужа, Маша несколько раз поцеловала Мишкину ладошку, и он едва не расплакался от страха: значит, у него и впрямь совсем плохи дела, если она позволила себе такое при других мальчишках. Двое из них были, как и он, «позвоночные», а остальные щеголяли гипсом на руках и ногах. Один из тех, кого тоже приговорили к месяцу неподвижности, все время садился на кровати, и Мишке было слышно, как медсестра посулила ему большущий горб.
– Я не буду вставать, – ужаснувшись, шепнул Мишка отцу. – Буду лежать, даже не пошевелюсь. Только… забери меня домой! Я правда-правда буду лежать!
Глаза жгло все сильнее, ведь они уже видели, как отец тоже уходит, и Мишка на целую вечность остается один